Донецк: Пассажирское сообщение...

После того, когда стало понятным, что полноценной гражданской войны не миновать, объёмы пассажирского движения катастрофически уменьшились и практически обратились в нуль. Следует отметить, что служебные расписания поездов по железным дорогам бывшей Российской империи в тот период выпускались, но вот насколько они соблюдались – вопрос открытый. Например, в 1919 году, когда Донбасс был под контролем Добровольческой... Read more »

Читать далее
Alternative text

Донецк: Пассажирское сообщение...

В 1872 году была построена Константиновская железная дорога, — одноколейка от станции Константиновка Курско-Харьково-Азовской железной дороги до станции Еленовка вблизи месторождений известняка. Были открыты промежуточные станции Петровская (Кривой Торец), Железная (Фенольная), Скотоватая, Ясиноватая, Александровка (Донецк), Михайловка (Мандрыкино). Пассажирское движение на Константиновской железной дороге было открыто осенью 1872 года. Одним из первых поездов пассажирского сообщения здесь... Read more »

Читать далее
Alternative text

Ход Донбасс – Санкт-Петербург...

В первые годы советской власти был разработан ряд проектов так называемых «сверхмагистралей», – железных дорог определённого направления с высоким проектным грузооборотом (условно, 100 млн. т в год и выше) и максимально благоприятным профилем пути. «Сверхмагистраль» могла иметь паровозную и тепловозную тягу, и местами быть одноколейной. Но благодаря удачному размещению раздельных пунктов и двухколейных вставок, на... Read more »

Читать далее
Alternative text

Атомная электростанция в Донба...

История о том, что в нашем регионе во время существования Советского Союза якобы хотели построить атомную электростанцию, давно не является секретом для донецких краеведов. Только она основывается лишь на воспоминаниях легендарной для Донбасса личности — бывшего «хозяина» области, первого секретаря обкома КПУ Владимира Ивановича Дегтярева. Журналист и краевед Анатолий Жаров попытались отыскать в архиве документальные... Read more »

Читать далее
Alternative text

Донецк — город туристский. Наб...

Лето — пора отпусков и путешествий! Но пандемия COVID-19 внесла коррективы в наши планы. Сегодня мы вынуждены самоизолироваться и даже мечтать не можем о путешествиях. В такой ситуации мы предлагаем совершить, пожалуй, единственно возможное путешествие — во времени. Мы с вами отправимся в Донецк середина 1980-х. Перед нами комплект открыток, изданных Донецким бюро путешествий и экскурсий специально... Read more »

Читать далее
Alternative text
Донецк: история, события, факты — первый и самый популярный сайт об истории Донецка. У нас вы узнаете о прошлом города, о событиях, найдете много старых фото Донецка и архивного видео.

В календарном матче чемпионата СССР в октябре 1959 года «Шахтер» принимал ЦСК. Игра получилась суровая. Еще более осложняло ее странноватое судейство. В один из моментов арбитр назначил в ворота хозяев поля пенальти — из тех, о которых говорят: «На ровном месте». Армейцы пропустили второй гол. Трибуны «завелись», отовсюду слышались угрозы в адрес судьи, группы болельщиков в нескольких местах предпринимали попытки прорвать милицейское оцепление, которое предчувствуя недоброе, стояло насмерть. Горячее дыхание трибун ощутил и судья. Дабы загладить вину перед дончанами, он назначил еще один пенальти — теперь уже в ворота ЦСК МО, но еще более необоснованный, чем первый. Такого фарса армия болельщиков снести уже не могла. Хлынув единым мощным потоком, она смела кордоны и запрудила поле. Судейская бригада, проявив феноменальную расторопность, скрылась в тоннеле. Побродив по полю, промяв бока грубо игравшему в тот вечер вратарю армейцев Разинскому, донецкая «торсида» окружила стадион. Полетели стекла, послышались требования — выдать судей. Инцидент исчерпался лишь с наступлением темноты. Говорят, судей смогли вывезти со стадиона, лишь переодев в милицейскую форму.

Стадион

Деревянный стадион для проведения «состязаний по игре в футбол» появился в сСталино в 1936 году. Торжественное его открытие состоялось 5 сентября, а располагался он на нынешнем месте — в центральном парке, тогда еще носившем имя Постышева. Вместимость его составляла 14 тысяч, что по тем временам было очень лаже неплохо. Показательно, что деньги (1 миллион 600 тысяч рублей) на строительство стадион выделили еще в 1934 году, но работы в последующие месяцы шли как-то вяло. Стоило, однако, объявить в апреле 1936 стройку комсомольской, как местность ожила — и через четыре месяца стадион был готов! Вот что значит революционная сознательность вкупе с трудовым порывом масс.

«Ленточку» на стадионе разрезали большие люди — секретарь обкома ВКП(б) Холохоленко и секретарь горкома Коваль. И на трибуны хлынули жители Сталино, жаждавшие увидеть парад физкультурников и товарищескую футбольную встречу.

Война, разумеется, стадион не пощадила. Но уже в 1944 его отстроили заново — вновь в деревянном исполнении. Каменные стены вокруг футбольного поля появились лишь в начале 50-х, сразу же после возвращения «Шахтера» в высшую лигу. Одновременно расширили стадион до 25 тысяч. Сделано это было кстати. Участие «Шахтера» в борьбе за медали увеличило наплыв болельщиков на трибуны. Свободное место прочно вошло в разряд раритетов.

На сопряжении северной и восточной трибун тогда высилась остроконечная башня — место нахождения комментатора и демонстрационных щитов с результатами текущего матча. Цифры, отражающие изменения счета, менялись мальчишками, которые были не чужды юмора.

27 октября 1954 года на стадионе «Шахтер» произошло грандиозное событие. Вступили в строй осветительные мачты. Их монтаж потребовал неожиданно скрупулезной доводки: прожекторы, оказывается, необходимо было направить таким образом, чтобы свет не бил в глаза игрокам, как бы они не вертели головами. После многих проб желаемого эффекта добились, с помощью приглашенного чуть ли не из-за рубежа специалиста. Донецк мог гордиться: «Шахтер» стал вторым стадионом в Союзе с искусственным освещением (после «Динамо»).

Стена с западной стороны стадиона (противоположной парку Щербакова) получила в народе название «кремлевской». За ней в подтрибунном пространстве располагался манеж для легкоатлетических занятий команды, а главное, буфет и ресторан, доступный для любого желающего и отделанный с немалым изыском. Для ценителей обеденного уединения имелись отдельные кабинеты. Кроме того, изолированно от общего зала располагалась комната для всяческих «отцов города».

После реконструкции, случившейся со стадионом в середине 60-х появился второй ярус трибун, численность мест возросла до 42 тысяч (по некоторым источникам — даже до 50). Исчезла башня, появилось световое табло. Стадион «Шахтер» принял нынешний вид.

Болельщики

Когда и кто додумался освоить под бесплатные трибуны склоны террикона, примыкавшего к стадион — этого, наверное, уже никогда не узнать. Но произошло это едва ли не одновременно с открытием стадиона. Во всяком случае, отчет о матче 1938 года с московским «Торпедо» уже содержит сообщение о большом количестве зрителей, которые оккупировали близлежащие терриконы.

В 50-е годы посещение террикона (принадлежал он, кстати, шахте № 4 «Ливенка») обросло ритуальными традициями. Сложился круг завсегдатаев этой «пролетарской трибуны», у каждого из них на склоне имелось свое «место» — заботливо пристроенный для удобного сидения кусок породы. На террикон отправлялись сразу же после смены — в робах, даже не помывшись. После мачта (особенно если результат давал повод) шли «на пиво». В робах же.

Попасть на стадион было очень даже непросто. Скромный по вместимости, он совершенно не соответствовал тому колоссальному уровню популярности, которой пользовался тогда местный футбол. Билеты распространялись по шахтам, через месткомы. Находилось множество желающих приехать на матч из городов области и даже из Ворошиловграда. Автобусами, которые арендовались специально для этих целей, обычно заставлялась огромная площадь у ворот стадиона. Цена билета на руках доходила до 50 рублей (в те же годы хорошего барана, к примеру, можно было купить за 40).

Стадион был клубом, на котором болельщики собирались даже в свободные от игр дни — единственно для общения. На тренировки «Шахтера» приходило больше народа, чем на нынешние матчи чемпионата Украины.

Футболисты
Кто же они, эти кумиры? Пожалуй, чемпионом по популярности был левый край Иван Бобошко, по тогдашнему определению, «реактивный форвард». Стиль его отличался простотой: прокинул мяч — убежал от опекуна — навесил в центр. По канонам 50-х так и должен был действовать край. Момент стремительного ухода Бобошко от опекуна неизменно вызывал бурю восторга на трибунах.

Каждый из пятерки форвардов был по-своему любим. Аккуратист и технарь Иван Бобошко, который «никогда не падал» и даже в дождь, когда его товарищи вываливались с гряди по самые брови, он блистал чистой формой (чем вызывал юмористические замечания трибун). Агрессивный, техничный Валентин Сапронов (будущий завкафедрой университета), уже тогда отличавшийся серьезностью. Стремительный, самоотверженный Петр Пономаренко, дважды подряд становившийся лучшим бомбардиром команды.

До предела отлакированный прессой 50-х годов образ идеального спортсмена, неукоснительной режимящего и примерного в быту, слишком красив, чтобы быть реалистичным. Спортсмены до мозга костей, отчаянные бойцы на полем, кем были они в жизни? По преимуществу — выходцами из простых семей, в той или иной степени ошеломленные свалившейся на них славой и материальными благами. Выдержать это испытание, оставшись непогрешимыми, могли единицы. Да, они любили хорошо, от души (по-шахтерски) расслабиться. Но умели они и другое — на следующий день выйти на тренировку и «отпахать» так, что от вчерашнего и следа не оставалось.

Наблюдались, правда, и более печальные примеры. Играл в «Шахтере» защитник Алексей Мотин. Отличался частыми исчезновениями из состава команды. Болельщики недоумевали — почему этот классный защитник месяцами не выходит на поле? Мотин раз пять отчислялся из команды. Болезнью его было то, что в просторечии называется «запоем». Играл он так: в первом тайме весь мокрый от пока, хмель выходит. Для обмана тренеров, тщательно следивших за Мотиным на предмет «употребления», существовали маленькие футбольные хитрости. Во время обеда команды в ресторане Мотин вдруг встает у направляется к выходу. «Куда, Леха?» — «Надо!». За дверью «свой» швейцар, тут же стакан, наполняемый живительным эликсиром.

Знай тогда болельщики всю подноготную о футболистах, это ни на грамм не изменило бы их отношения к команде. Каждого из «Шахтера» любили такого, каким он был. Одиннадцать ребят в белых футболках с красными рукавами являлись славой и гордостью Донбасса — так сказать, национальным достоянием. Выигрыш командой кубка в 1961 году отмечался как всенародный праздник, с демонстрацией, факельным шествием. В шахтах был отмечен резкий скачок угледобычи.

Меценаты

Единственной, по настоящему всесоюзной звездой в 50-е годы для «Шахтера» все же был Александр Пономарев. Личность почти легендарная. В составе сталинградского «Трактора» и московского «Торпедо» дважды становился лучшим бомбардиром чемпионата СССР. Один из лучших центрфорвардов советского футбола за всю историю.

Люди, его знавшие, говорят о его неоднозначности. Класс — да, неоспорим, но в коллективе он поселил интригу, направленную против старшего тренера. Цель ее станет ясной, если сказать, что два года спустя Пономарев стал тренером «Шахтера». Одно несомненно: с ним команда, хоть и взяла в 1951 «бронзу», здоровее не стала. Не случайно, уже в следующем сезоне из высшей лиги вылетела.

Так вот, Пономарев, 33-летний ветеран, явно пришел в «Шахтер» доигрывать. И это не случайно. «Шахтер» славился как команда, где можно хорошо заработать.

Рассказывают, что перед ответственным матчем происходило следующее. В раздевалку заходили промышленные «тузы». Брали какую-нибудь посуду поглубже и бросали туда пачки купюр. При выигрыше деньги доставались футболистам. Если же «Шахтер» проигрывал, «тузы» забирали взнос и на всю сумму заливали горе. Частенько здесь же, в подтрибунном ресторане.

Рассказывали также, что футбольные меценаты в случае победы премировали своих любимчиков конвертами, внутри которых лежало по 10 тысяч рублей. Это в эпоху, когда автомобиль «Победа» стоил 18 тысяч.

Меценатство считалось престижным занятием. Руководители предприятий, прежде всего угольных, соревновались за право «содержать» футболиста основного состава. Тогдашний руководитель шахтопроходческого управления Нечаев, например, для материального поощрения любимого форварда, как свидетельствуют очевидцы, применял следующей нехитрый «финт» — задним числом писалось заявление о приеме футболиста на работу, после чего можно было тут же идти в кассу и получать месячный шахтерский оклад. С премией.

С самого начала на стадионе «Шахтер» была запроектирована правительственная трибуна. Сюда приходили все, от начальника ГАИ до хозяина области В. Дегтярева. При реконструкции стадион сюда даже проложили «прямой провод» с Москвой. Все руководство поголовно «болело». Сам «первый» был отчаянным болельщиком, под него подстраивались и прочие лидеры города и области.

 Футбольное меценатство оказалось удивительно живучим. Подрубить его смогла только перестройка. Да и то не сразу. Теперь, конечно, «Шахтер» в основном существует на средства, для выбивания которых приходится «крутиться». Да и возможно ли меценатство при нынешнем уровне футбола и интереса к нему населения? На матчи нынче, напомним, ходит столько же зрителей, сколько в былые времена наблюдало за тренировками.

Читать »

В 1927 году на заседании секции по местному хозяйству Сталинского горсовета было принято решение — в связи с ужасным состоянием тротуаров в центре города и со скудностью городской казны мощение тротуаров должно оплачиваться домовладельцами тех строений, которые на центральные улицы выходят. При этом отмечалось: «Мощение тротуаров за счет домовладельцев по 1-й линии пройдет, так как народ мощный, а по остальным улицам, где преобладают рабочие, это будет им тяжело». Как видим, уже и в то героическое время отвратительные метастазы социального расслоения имелись на теле общества. Уже и тогда на первой линии было не так-то легко поселиться простому человеку.

Оформление Первой линии как центральной магистрали началось еще до того, как Юзовка стала городом. Собственно, произошло это, как только поселок при металлургическим заводе обрел более или менее четкую географическую организацию — имеется в виду та самая «линейная» система, которая в обиходе оказалась весьма живучей и вышла из «обращения» лишь годах в 50-х. Именно тогда одной из линий, начинавшейся у ворот завода, и присвоили титул «Первой» — несомненно, по значимости. По ней располагались важнейшие в Юзовке здания — церковь, купеческие дома, магазины, больница. Первая линия проходила по всему поселку, обрываясь там, где заканчивается сплошная застройка — на нынешней площади Ленина.

На заре советской власти, когда город стал развиваться в северном направлении, тяготея к железнодорожной станции, Первая линия была продлена и достигла района нынешнего «Белого Лебедя». Здесь черту главной улицы подводил железнодорожный переезд, и далее шла пыльная дорога к станции. Гужевое сообщение в этом направлении отличалось интенсивностью и большой живописностью. Брички, фургоны, экипажи всевозможных разновидностей сновали туда и обратно, обильно загруженные поклажей. Чумацкий хохляцкий говорок несся над степью. Подъехав к станции, сгружались тут же — на землю. О перронах тогда и слыхом не слыхивали. Возчики, ведя меланхоличную беседу на профессиональные тему, ждали очередных жертв, которых доставлял подходящий поезд.

Дорога к станции, равно как и дававшая ей начало Первая линия, были, конечно, хорошо накатаны, но все же то была грунтовая дорога. То и дело предательски оказывавшийся на проезжей части камень заставлял возчиков лететь со всех ног, чертыхаясь, за соскочившим колесом — либо, сосредоточенно чеша затылок, смотреть в раздумии на лопнувшую ось. Короче говоря, вопрос замощения основных юзовских магистралей назрел.

Работы по устройству тротуаров на Первой линии начались в 1925 году. В 1927 принялись за асфальтирование проезжей части — от металлургического завода до Совбольницы (нынешняя площадь Ленина). Эти операции сопровождались сильной неразберихой и постоянным срывом графиков работ. Первоначально на замощение было ассигновано 180 тысяч рублей — и только потом решили посчитать, а сколько же надо в действительности. Оказалось — 245 тысяч. Задерживались работы и по причине недоотпуска Екатеринославским Окрместохозом гранитного камня. И все-таки дело продвигалось. Замощение сопровождалось прокладкой водопровода и трамвайного пути. С большими боями добыли и уложили екатеринославский камень на дороги, предназначенные для подъезда к рынку (он располагался у Первой линии, между существующими тогда магазинами в промежутке от Совбольницы до цирка шапито).

К середине 30-х годов Первая линия (уже переименованная в улицу Артема) все-таки была замощена — вплоть до переезда за Студгородком. Загромыхали по асфальту и брусчатке грузовики, не знающие рессор, зашуршали черные «эмки», подкатываясь к новому зданию Окружкома (нынешний Ворошиловский райисполком), которое было сдано трехэтажным, а через два года, почему-то опомнившись, на нем спешно надстроили четвертый этаж.

В трагические для молодой страны 30-е годы улица Артема, как и вся молодая страна, представляла собой арену непреходящего, лихорадочно — восторженного обновления. Это были сплошные леса и кучи строительного мусора, а также каменщики, изнемогающие под необходимостью уложить определенное количество кирпича к ближайшей «красной дате», за чем и надзирали неусыпно люди из Окружкома и прочих организаций, прибывавшие к месту строительства все на тех же «эмках». Что характерно — улица Артема делилась тогда на две части: друг на друга непохожие и потому требовавшие разного подхода при исполнении строительных работ. Первый, исторический отрезок (от ДМЗ до Совбольницы) перед появлением новых зданий претерпел фронтальные разрушения старых — тех самых одноэтажек, владельцы которых характеризуются как в госоветовских документах как «мощный народ». На этих развалинах возникали новые, порой весьма оригинальные строения. Но всем развалинам развалина была таковая городского собора. Завалив этот рассадник религиозной чумы, власти возвели на его месте идеологическую альтернативу в виде кинотеатра «Красный» (ныне «Комсомолец»). Народ, судя по официальным сводкам и газете «Диктатура труда», был доволен. На упомянутом отрезке улицы Артема одно за другим появляются здания Горного института с характерными треугольными эркерами для освещения поточной аудитории, Клуба строителей (он же Клуб ИТР), Госбанка, Центрального гастронома с рестораном «Москва», Центрального универмага. Появление двух последних учреждений коренным образом изменило здешнюю местность. Всегда достаточно оживленная, теперь, она становится территорией ежедневного столпотворения.

Что касается новой части улицы Артема (Совбольница — Студгородок), то здесь строительство велось практически на пустыре. Самой заселенной территорией почти до конца 30-х оставалось здесь кладбище. Появление таких заметных строений, как кинотеатр Шевченко и театр оперы и балета, пока не создавало даже видимости единого ансамбля. Что же касается кладбища, то оно было славно не только как местопребывание усопших, но и (в силу провокационной близости к Студгородку) как объект молодежных чудачеств.

Вообще, до войны улица Артема (протяженностью 3,5 км) представляла собой следующую картину: разрозненные двух-, трех-, реже — пятиэтажные здания в основном  — административного и культурного назначения, а также уцелевшая одноэтажная жилая застройка. Между всеми этими домами свободно гулял непокорный степной ветер. Несмотря на то, что генеральный план 1932 года, делавший композиционной осью города именно Артема, предусматривал ее сплошную застройку, исполнена эта задача до войны не была. Зато активно создавалась новая уличная сеть. Укрупнялись исторически сложившиеся мелкие кварталы. Сокращалось число улиц (до реконструкции они составляли более трети площади). Некоторые улицы закрывались и превращались во внутриквартальные пешеходные аллеи.

После войны за улицу Артема взялись всерьез. В 1947 году был разработан проект реконструкции центра. Именно тогда появилось решение — продлить главную улицу города до железнодорожного вокзала, исторически накатанному тракту. Задача представлялась грандиозной. Пространство от Студгородка до Ветки было весьма малонаселенным и освоено лишь за счет трамвайной линии. Ныне расположенные здесь здания, как грибы после дождя, стали появляться в первой половине 50-х. А до этого примечательные события произошли в другой части улицы.

Еще до начала восстановительных работ на отрезке от бульвара Шевченко до Студгородка планировалось сформировать площадь Победы, расположив на ней муздрамтеатр и внушительный монумент Победы. Но среди донецких архитекторов началась борьба течений и группировок. Она привела к тому, что муздрамтеатр в каком-то непонятном псевдоантичном стиле решили построить на нынешнем его месте (где ранее собирались возвести более подходящий ландшафту Дом Советов, от идеи которого пришлось и вовсе отказаться). Это событие В. Кишкань, долгое время бывший главным архитектором города считал одной из самых крупных неудач местного градостроительства.

Итак, муздрамтеатр украсил собой территорию, примыкающую к прямоугольнику с Совбольницей и жилой застройкой. А уже к тому времени в умах отцов города вызрел план сделать этот прямоугольник замечательной центральной площадью. Это и было исполнено. Но не сразу.

Первыми восстановленными после войны зданиями стали бывший Окружком, главпочтамт, АТС, управление Донецкой железной дороги, гостиница «Донбасс». Центральная площадь начала постепенно обретать очертания. В 1949 году в северной ее части (напротив гостиницы «Донбасс») снесли старую застройку и заложили сквер. Все первую половину 50-х шло строительство здания Минуглепрома, после завершения которого от старых зданий освободили и южную часть площади с последующей закладкой на ней фонтана. И лишь Совбольница, как памятник уходящей эпохе, была до поры до времени пощажена. Ее снос стал в городе событием историческим и свидетельствовал об окончательной победе развитого социализма.

Улица Артема приобрела таки респектабельность, которую так хотели придать ей еще довоенные проектировщики. Этому способствовал и такой момент. С запада к ней издавна примыкала товарная станция с торговыми и строительными базами, складами. В те времена, когда здешние места считались окраинами, так было удобно. Но вот всю эту промзастройку поглотил центр — и она стала каким-то бельмом на глазу. Поступили решительно: где-то сразу после 1950 сняли железнодорожные линии, а для складов и баз выделили другие участки. Освободились просто-таки гигантские пространства, которые были использованы для прокладки Университетской улицы и продолжения бульвара Пушкина. В середине 50-х начал существование милый глазу уголок — сквер с памятником Гурову, а также с мгновенно ставшим популярным танком. Популярность его была безграничной в среде мальчишек — несознательное подрастающее поколение проникало внутрь боевой машины и, ввиду отсутствия поблизости туалета, оставляло в башне весьма явственные следы своего пребывания. С этим было покончено, когда на постаменте появился новый танк с наглухо задраенными входами и выходами.

С возведением в северной части улицы Артема ключевых зданий (универмаг «Маяк», ДонУГИ, институт травматологии, стадион «Локомотив») и с ее расширением на предвокзальном отрезке, дело, начатое в 20-х годах получило завершение. В общих чертах, главная улица города была оформлена. Последним «рывком» стала Советская площадь с «Белым Лебедем», горисполкомом и памятником Артему. Теперь город Донецк имел улицу, по которой не стыдно было прокатить разного ранга руководящих товарищей из центра. Фасад города был создан.

Автор: Евгений Ясенов.
Публикуется с разрешения автора.
Отдельное спасибо Денису Лапину.

Читать »

В эти дни в Украине отмечается 75-летие самого страшного, не считая двух мировых и гражданской войн, события минувшего века — голодомора. Голод 1932-1933 гг. стал исключительным по драматизму и последствиям, он унес миллионы человеческих жизней. По некоторым данным, в СССР в результате голода 30-х годов умерло 12,8 млн. человек, причем большинство из них — в Украине.

Что же послужило причиной столь жестокого, варварского отношения властей предержащих к собственному народу, каким были последствия голода 30-х годов на Донетчине?

Сломать хребет крестьянству

Западные исследователи М.Б.Таугер и Д.Мэйс считают, что урожай 1932 года в СССР не был очень низким, и его количества должно было хватить для населения большей части страны. Однако голод спровоцировали непомерные планы хлебозаготовок, спущенные сверху, и закупки техники за рубежом в обмен на зерно для проведения индустриализации. А между тем, цены на зерно на мировом рынке в те годы упали, поэтому условия этих закупок были крайне невыгодными для СССР. С каждым днем увеличивался внешний долг, более того, в западных странах постоянно раздавались призывы конфисковать собственность у Советского Союза, а других возможностей, кроме как зерном, рассчитываться с капиталистами у Кремля не было. Следовательно, под угрозой находился план индустриализации, а уж этого Сталин и его соратники допустить никак не могли. Осуществленная накануне насильственная коллективизация привела к кризису сельского хозяйства по всей стране, а в конечном итоге — к обнищанию крестьянства и еще больше осложнила ситуацию. Если во время нэпа крестьянство всего Советского Союза за год сдавало от 500 до 600 млн. пудов хлеба, то уже в 1930 году, в первый год коллективизации, была поставлена задача увеличить хлебозаготовки почти в 2,5 раза — до 1 млрд. 375 млн. пудов хлеба! В последующие годы и эта цифра продолжала расти.

Газета Chicago American 25.02.1935Газета Chicago American 25.02.1935

Читать »

Июньский (1931 г.) пленум ЦК ВЛП(б) среди прочих своих исторических решений дал установку: широко развернуть работу по развитию зеленых насаждений, разбивке бульваров, превращению городских лесных массивов в образцовые парки культуры и отдыха. Следуя предначертаниям партии, донецкие власти в том же 1931 году закладывают городской парк, впоследствии — имени Щербакова, видного советского партийного и государственного деятеля, секретаря Донецкого обкома.

Читаем изданную в 1955 году книгу Т. Гузенко «Парки Донбасса»: «Как и всем советские парки, парки Донбасса, рассчитанные на обслуживание широких слоев трудящихся, получают новое содержание, коренным образом отличающее их от дореволюционных парков и садов. Они становятся местом культурного отдыха, воспитания и оздоровления трудящихся. В связи с этим появляется совершенно новая архитектурно — планировочная структура парков. Вместо узких дорожек интимного характера в частновладельческих парковых массивах, в парках культуры и отдыха создаются широкие и просторные аллеи и площади, сооружаются монументальные входы, массовые зрелищные сооружения, предназначенные для обслуживания большого количества посетителей».

Цитата пышет таким разоблачительным жаром, что есть смысл вернуть в эпоху «частновладельческих парковых массивов», по поводу «интимности» дорожек которых так гневно проезжается крестный отец нескольких ПКиО нашего региона Т. Гузенко. Итак, дореволюционная Юзовка. Еще один (правда, более известный) разоблачитель, писатель А. Серафимович, не увидел здесь ничего, кроме покосившихся хибар, заводских труб, чахлых одиноких деревец и уныло — безбрежной черной степи. Видимо, разглядеть остальное помешало пролетарское мировозрение.

Все началось с городского собора. По всем архитектурным и человеческим нормам, он не мог стоять посреди степи. Поэтому у его стен был запроектирован сквер. Правда, небольшой, но удивительно уютный, как и полагалось, наводящий на размышления о нетленном. Разумеется, парком этот сквер нельзя было считать даже условно. Не предназначался он для гуляний и прочего праздношатания. А по мере роста Юзовки необходимость именно в парке возрастала.

И на рубеже веков появляется — под стандартным для тех времен названием «городской сад». Сравнительно небольшой по площади, он был сработан аккуратно, аллеи его были прямы, зелень — свежа, дорожки — чисты и, что там греха таить, действительно интимны, черт подери! Всем своим видом горсад рождал в душе какую-то романтику. Недаром очень скоро он стал общепризнанным местом свиданий, причем не только любовных, но и политических. Да, именно здесь встречались по своим важным делам юзовские революционные борцы за народной счастье.

Долго, очень долго городской сад сохранял свою уникальную притягательность для жителей Юзовки (Сталино). Даже после появления парка Щербакова он некоторое время с успехом выполнял функцию места для мирных, врачующих душу прогулок. Впоследствии он обрел иной, милый сердцу колорит: здесь устраивались регулярные выставки цветов. Это было по-настоящему красиво! Тогдашнее население, не столь обремененное зрелищами, посещало выставки с большой охотой. На них выбирались всей семьей, как на праздничное гулянье.

В 1932 году (еще одна реакция на упомянутый выше партийный пленум) сносится малоэстетическая каменная ограда горсада. Вместо нее устанавливается декоративная литая чугунная решетка. Рассказывают, что ее узор был снят с ограды питерского Летнего сада, для чего группа мастеров специально ездила в Ленинград для изучения оригинала. Так это или нет — в любом случае, решетка радовала глаз. Не было, наверное, в городе ни одного нормального человека, которому бы она мешала. Тем не менее, нашлись руководящие лица, распорядившиеся ее убрать. Внятного объяснения этой акции так и не прозвучало. Да и могло ли прозвучать? Кто осмелился бы возражать против высокого решения?

Сейчас название «горсад» существуешь лишь в названии троллейбусной остановки, иногда прорывающемся у водителей со стажем. Но что кроется за этим названием, знает не так уж много людей. Территорию горсада считают часть парка Щербакова. По сути дела, теперь так оно и есть, хотя формально эта территория, ограниченная Университетской, проспектом Павших Коммунаров и подъездными путями ДМЗ, парку не подчинена.

Но вернемся в 1931 год. Центральный парк города решено было закладывать на открытом участке степи, который вздымался непосредственно за речкой Бахмутка, у так называемой Скоморошной балки. В то время по Бахмутке начиналось формирование каскада водохранилищ. Нынешний первый городской пруд тогда уже существовал и выступал отправной точкой этого каскада.

Вообще, градостроительные проекты 30- х годов предусматривали в качестве основного принципа реконструкции и развития Сталино его максимально возможное заселение. Первый генплан, разработанный в 1932 году, содержал программу создания зон отдыха на четырех городских прудах и водохранилища на Кальмиусе. Последнее должно было состоять из пяти частей. Две их них, место расположения которых определялся отрезок реки за Гладковкой, так и не возникли — а ведь, согласно плану, именно вокруг них намеревались развернуть грандиозный лесной массив.

Вся эта система называлась «два мощных водно — зеленых диаметра». Ее реализация позволяла органично расчленить город на три сектора. И, хоть в жизнь план был проведен не вполне, структура центра города сама идея все-таки определила. Добавим, что в идеала план предусматривал наличие на перспективу 58,07 квадратных метров зеленых насаждений на каждого жителя города.

Но вернемся еще раз к моменту закладки и парка Щербакова. Покрыть зелеными насаждениями отведенную территорию в 120 гектаров представлялось делом слишком длительным. Для ускорения прибегли к методу народного энтузиазма. Высадку деревьев и кустарников производило население, не последнюю роль среди которого играли школьники. Вскоре на склонах первого пруда закурчавились молодые кроны — и ландшафт ожил. Ранее, надо признать, картина этого берега, какой она виделась из центра города, не впечатляла: неокультуренные склоны балки, поросшие диким кустарником и редкими деревьями, а в дальней дымке угадывались силуэты промпредприятий Смолянки. Кстати, отмечалось, что на склонах отведенных под парк, до революции собирались на свои маевки юзовские рабочие.

При посадке стремились соблюдать разнообразие. И добились цели. Уже после войны в парке содержалось около сотни названий древесных и кустарниковых пород, что делало его наиболее ценным в Донбассе.

О довоенной истории парка Щербакова сохранилось мало свидетельств. Тогда он еще не стал для горожан привычным, воспринимался как местная экзотика. Хотя, конечно, катание на лодке по первому пруду в качестве отдыха практиковалось и до войны.

Зато в послевоенные десятилетия здесь стало оживленно. Восстанавливать парк, пострадавший от боевых действий, начали чуть ли не сразу после изгнания немцев из Сталино. Был сооружен первый мост через пруд — на понтонах, силами воинов — освободителей. Впоследствии его заменили более основательным — на стационарных опорах, но деревянным. Дроки угрожающие скрипели, кое-где болтались, и для слабонервных проход по мосту сопрягался с определенными острыми ощущениями.

К середине 50-х парковый, будем говорить, ансамбль в общем и целом сформировался. Доминирующим его элементов стала белая фигура Отца Народов, водруженная как раз напротив моста. Иосиф Виссарионович стоял в обрамлении шаровидной акации, и пройти мим него, не заметив, было невозможно. Чего и добивались. За спиной вождя виднелся фонтан, вершину которого тогда еще составляло скульптурное изображение группы атлетов, держащих в вытянутых руках вазу. Далее -все в нынешнем виде: затейливая лестница с балюстрадой и фигурами обоеполых физкультурников по бокам. И, наконец, стадион «Шахтер» — правда, еще без второго яруса.

Главной задачей парка являлось максимально полнее вовлечь каждого посетителя в культурный отдых. Разумеется, никто у посетителя не спрашивал, как именно он желает отдохнуть. Формы времяпрепровождения навязывались. Но люди в большинстве своем были в этим согласны. Массовик — затейник, моловший языком не хуже какого-нибудь Бубы Касторского, организовывал танцы в районе фонтана, на импровизированной помосте. Этот человек был так назойливо активен, что устоять под его напором могли только люди с железной выдержкой. Танцевали самозабвенно, иногда даже заходились. Один темпераментный чечеточник из толпы, нещадно избивая ногами помост, дотанцевался до конфуза, у него лопнула подтяжка, держащая носок (необходимо уточнить, что тогда такими подтяжками пользовались практически все, ибо носи с эластичной резинкой оставались неслыханным достижением прогресса).

С незапамятных времен для особо отважных за этой территорией, которая сейчас отдана лодочной станции, функционировала парашютная вышка. Неизвестно, что требовало большей смелости — сам прыжок или подъем на вышку по шаткой лестнице. Собственно, парашют на отважного надевали камуфляжа ради: прыжок обеспечивал не он, а система тросов. В 70-е вышка перестала испытывать дончан на смелость. В народе слышалось: ее прикрыли, потому что сорвался очередной лихач. Впрочем, слухи на эту тему возникали с редкой регулярностью на протяжении всего существования вышки.

В парке Щербакова можно было отдать душу демону азарта. Здесь играли на деньги в бильярд, а также в домино. Понятно, официально это запрещалось. Бильярдный зал одно время находился над байдарочной станцией. Игра на деньги чревата всякими конфликтами. Завсегдатаи бильярдных, а также доминошных собраний, имевшие звучные клички типа Верблюд, рассказывали, что в случае злостного отказа выплатить проигрыш клиенту порой даже «давали ножа». Кстати, прокат бильярдного инвентаря стоил 50 копеек в час.

Приблатненный народ (либо народ, старавшийся казаться приблатненным) был предоставлен в изобилии. Прежде всего — на танцах. Танцплощадка находилась на нынешнем месте, но была огорожена штакетником. Здесь «отвязанные» выбрасывали всевозможные фортели. Территория парка в силу большого количества закутков считалась идеальным местом для разборок, поводом к которым порой служил дележ сфер влияния: юные бойцы с Александровки отстаивали свои права на контроль над здешней местностью. Отметим: схватки не отличались кровожадностью последующих десятилетий. Если сегодня целью драки почти всегда является физическое повреждение противника, то в те времена нанести увечье, да еще, не дай Бог, не по правилам — считалось несмываемым позором. Хотя, конечно, случалось всякое.

Лодочная станция располагалась у моста — с той стороны, где теперь к берегу выходит кафе. Катались по водной глади, грести старались обязательно шикарно — с «оттяжкой», заложив дымящуюся беломорину в угол рта. Не болотом, а истинной свежестью веяло от воды. Особую прелесть пейзажу добавляло присутствие на пруду лебедей — как белых, так и черных.

Но конечно особо мил парк Щербакова был детям. Каждое посещение для них становилось путешествием в иной мир, в страну сплошного праздника, в эскимо и леденцов на палочек. Ради этого неделями, а то и месяцами копились деньги. Жалкие копейки, выпрошенные у родителей «на газировку», складывались в коробочку, которую прятали в какой-нибудь укромный уголок. Все для того, чтобы в выходной день гульнуть на всю катушку, что означало — попить ситро, угоститься мороженным — пирожным. И, конечно, посетить аттракцион.

Набор аттракционов был похуже нынешнего: комната смеха, лодочки — качели, цепочные карусели для взрослых и детей. Располагались они на том же «пятачке», что и ныне, но более компактно. Самым «козырным» аттракционом считался «иммельман» — два псевдосамолета, бешено раскручиваемые в вертикальной плоскости, да еще и вращавшиеся вокруг своей оси. Рискнуть «покрутиться» решался не всякий — зато недостатка в зрителях «иммельман» не испытывал.

Бесхитростным детским душам парк Щербакова заменял мультфильмы, «Сникерс» и игровую приставку «Денди». Комнаты смеха хватало, чтобы челюсти свело от веселья. Появление колеса обозрения на рубеже 50-х годов казалось событием глобальным. Циклопическое сооружение вызывало благоговейный трепет, рождало ощущение каких-то невиданных возможностей. Упомянем также о детском пляже, которых тогда был весьма посещаем. Район купания — мелководье, был огорожен понтонами с дощатым настилом. Так заманчиво было для рисковых парней нырнуть с этих понтонов «на глубину»!

Лето 1993 года. Зарос мхом когда-то популярный кинотеатр «Зеленый». Ветшает эстрада, тоскующая без прежних ежедневных концертов художественной самодеятельности. Угас былой ажиотаж вокруг стадиона «Шахтер». На пляже — одинокие энтузиасты, в основном купающие своих ризеншнауцеров. И лишь карусели продолжают свое вечное коловращение. Но по цене 200 купонов за тур желающих проехаться становится все меньше. Кризис жанра! Парк Щербакова медленно погружается в оцепенение.

Читать »

Наша область побила рекорды расстрелов

В Донецкой области советская власть репрессировала больше 50 тысяч жителей. 2 июля 1937 года Политбюро выдало решение от об антисоветских элементах, в связи с которым были созданы так называемые «тройки». 4 июля НКВД отправляет телеграммы на места: «Взять на учет контрреволюционные элементы» (хотя они давно были «взяты» — муж стучал на жену, сосед на соседа). А 30 июля 1937 года — оперативный приказ по СССР № 00447 (первые два ноля означали «совершенно секретно»): 268 950 человек внесены в план репрессий. Подлежащих репрессиям разделили на две категории: активных антисоветчиков и умеренных. В качестве первых по всей территории СССР следовало расстрелять 75 тысяч 950 человек, а по Украине — 8 тысяч. Конкретно по Донецкой области надлежало истребить 1 тысячу граждан и еще 3 тысячи «менее отъявленных врагов» сослать на 10 лет каторги. И это план зачистки ВСЕГО НА ТРИ МЕСЯЦА и всего по одному из секретных приказов того периода. А были же еще греческая операция, немецкая, на которые издавались отдельные приказы.

Читать »

Величезні перетворення, які сталися за роки радянських п’ятирічок у Донецькому басейні, особливо яскраво видно на прикладі бурхливого розвитку мита Сталіне Сорок років тому, напередодні Жовтневої революції, У колишньому селиші Юзівка нараховувалось всього близько 30 тисяч жителів. А сьогоднішнє Сталіно (так у 1924 році було переімсновано Юзівку) — місто з кількасоттисячним населенням, найважливіший центр вугільно-індустріального Донбасу. І навіть старожилові важко буде знайти серед кварталів нових будинків, нових вулиць і проспектів, бульварів і парків рештки старої Юзівкп з її убогими «каютами» і «балаганами».

У місті зосереджено десятки потужних вугільних шахт,» металургійний, коксохімічні та машинобудівні заводи, підприємства легкої і харчової промисловості. Науково-дослідні та проектні інститути міста успішно розв’язують складні питання механізації трудомістких процесів на шахтах і металургійних підприємствах.

Зростає мережа навчальних закладів. Інженерів шістнадцяти спеціальностей готує Донецький індустріальний інститут, тисячі юнаків і дівчат вчаться у медичному та педагогічному інститутах і дванадцяти технікумах міста.

Населення донецької столиці має всі умови для культурного відпочинку. Тут працюють два великі театральні колективи — театр опери та балету і драматичний театр ім. Артема, обласна філармонія, два ансамблі пісні і танцю. До послуг трудящих численні кінотеатри, бібліотеки, клуби, палаци культури, телевізійний центр, музеї, спортивні бази.

З кожним днем змінюється зовнішній вигляд міста. Лише на житлове будівництво тут щодня витрачається понад один мільйон карбованців.

Росте і квітне чудове донецьке місто, яскраво втілюючи в своєму розквіті найзиаменніші риси радянської дійсності.

Улица АртемаУлица Артема

Читать »

При входе на танцплощадку выдавали контромарки. Количество Количество их ограничивалось, и приобрести их приобрести их было иногда весьма даже затруднительной. Действовал принцип: «Кто не успел, тот опоздал». А успевать надо было так — готовиться заранее, едва заслышал музыка — беги со всех ног на призывные звуки оркестра. Успел — хорошо, время с 9 до 11 вечера твое.

Что танцевали? В 50-х была триада «козырных танцев» — вальс, танго, фокстрот. Не утеряла еще было славы знаменитая «Рио-Рита», любили фокстрот «Вишневый сад» (особенно в исполнении Великановой). К числе танцев — фаворитов относился и такой шедевр, как «Мишка, Мишка, где твоя улыбка?» Из вальсов чаще других шли старые добрые «Волны» (амурские и дунайские).

Этот танцевальный набор в стилевом отношении продолжал довоенные традиции. Бурные 60-е взорвали преемственность. На танцплощадке нагло и развязно, ломая установившиеся годами рамки приличий, ворвался твист. Как его осваивали в массах, мы можем судить по хрестоматийному эпизоду из другого, уже советского кинобестселлера «Кавказская пленница». Помните платные курсы твиста, которые вел Моргунов? В жизни действовала приблизительно та же метода. Ребята, стремившиеся быть или слыть «центровыми» старались во что бы то ни стало освоить твист в тонкостях, дабы исполнять его свободно и артистично. Если находился такой маэстро на танцплощадке, ему освобождали место, и все окружающие наблюдали за тем, как он «выламывается», либо с восхищением, либо с издевкой во взгляде.

Столь сложное отношение к твисту и рок-н-роллу вообще весьма характерно для тех лет. С одной стороны, это исчадие буржуазной культуры являлось у нас самым что ни на есть «писком моды», а как таковое требовало и получало усиленное внимание. С другой, твист был трудноусвояем и малопонятен для массового потребления — потому пренебрежительное к нему отношение не только культивировалось свыше, но и самопроизвольно дублировалось низами. В то же время, «золотая молодежь» рок-н-ролл обожала как все, что умеренно отдавало подпольем и диссидентством. Поэтому на своих вечеринках под зажигательный «Rock Around The Clock» еще до появления твиста. Впрочем, и массы постепенно сдались под напором этой заразы, особенно, когда из заморской диковинки он стал родным, доморощенным, когда его запел Муслим Магомаев.

И еще о рок-н-ролле. Приблизительно в 1965 году в парке Щербакова впервые раздались звуки «Битлз». Это была, насколько помнят очевидцы «She Loves You». Добрая половина аудитории «встала на уши», другая полвоина недовольно задымила «Беломором», сгрудившись у ограды в ожидании нормальной музыки. Донецкое вторжение «битлов» стало возможным благодаря энтузиасту, имевшему отношение к организации танцулек в парке. Имени его и должности, история, к сожалению, не сохранила.

Танцплощадок в Донецке было достаточно. Центральной и самой оживленной, пожалуй, всегда оставалась «клетка» в парке Щербакова. Здесь постоянно что-то случалось, часты (по сравнению с другими «точками») бывали драки. Доходило до кровопролития. Впрочем, танцплощадки той эпохи вообще от драк неотделимы. Изобилие слабого пола постоянно провоцировало столкновения. Кто-то с кем-то девушку не поделил, кому-то захотелось покрасоваться перед подругой. Драки вспыхивали неожиданно, захватывали посторонних, выплескивались через ограждения танцплощадок и перемещались на прилегающие территории, но обычно стихали после короткого обмена ударами. Милиция относилась ко всему этому с изрядной долей хладнокровия.

Тот, кто не хотел или не умел драться, мог самоутвердиться другим способом — одевшись с фасоном. Для парней в основном это касалось брюк — «труб» или «дудочек». Одно время бесконечно модными были ярко — красные рубашки. Молодые люди, в них щеголявшие, считались в широких массах где-то даже авангардом. Всеобщее внимание, женское, преимущественно, им обеспечивалось.

Существовала, понятное дело, и женская «танцевальная» мода. Вот как выглядела она на рубеже 50 – 60-х: узкие такие, что и шагу не сделаешь юбки и капроновые или шифоновые прозрачные блузки. Невероятной популярностью пользовались также юбки иного плана: цветастые (цветы обязательно крупные), обязательно с подъюбниками, которые, накрахмаленные до упора, жестко «стояли», придавая самой юбке кокетливую форму колокольчика.

Чтобы уж окончательно разобраться с одеждой, упомянем о совершенной неотразимости, которой обладала военная форма. На морячков девочки вешались огромными гроздьями. Престижным считалось также пройтись под руку с летчиком. Во всем этом была сверхзадача — «чтобы подруги сдохли от зависти». Так повелось с послевоенных лет, когда преклонение перед военными было сродни культу. В 60-х романтика армейской службы еще мутила голову молодежи.

Собственной танцплощадкой обладал, наверное, каждый микрорайон. Очень хорошей репутацией пользовался, например, «пятачок» у входа в Путиловский парк. И музыка здесь исполнялась качественно, и публика подбиралась как-то поприличнее, несмотря, на, казалось бы, дикость и первозданность окружающей среды. Здесь, вспоминают завсегдатаи, царила атмосфера, даже близкая к доброжелательной. Не то, что на расположенной неподалеку (сквер нынешнего Киевского райисполкома) танцплощадке, где главной достопримечательностью являлось мощное дерево, по капризу устроителей в самом центре круга.

Конечно, новостройки своими танцплощадками обзаводились не сразу (хотя этот процесс, как правило, не затягивался). Но для особенных любителей сие не было серьезной преградой. Например, обитатели поселка шахты «Октябрьская» во второй половине 60-х ходили на танцы к Путиловскому парку. Именно ходили, троллейбус 10-го маршрута тогда еще не был запущен.

Зимой танцы переносились в помещение. Распахивали свои широкие двери дворцы культуры и клубы, куда вместе с порциями морозного воздуха вваливались шумные розовощекие компании в цигейковых шубах и «москвичках». Кроме того, что действие происходило под крышей, зимние танцы от летних не отличались ни содержанием, ни нравами.

Более возвышенным мероприятием кое-кто числил танцевальные вечера, организуемые в театре оперы и балета. Но возвышенным в них было только место проведения. Не «Жизель» здесь танцевали и не «Щелкунчика». Возможно публика ходила сюда слегка почище. Хотя в этом плане бывали всякие варианты. Довелось побеседовать с героиней одного эксцесса. Именно на танцевальном вечера она была приглашена на тур вальса молодым человеком с внешностью светского льва. Познакомились, разговорились. Лев сказался будущим режиссером, стажером донецкого театра, киевлянином, и выразил готовность повести новую знакомую по оперным кулуарам. Девушке предложение показалось заманчивым. Пошли по кулуарам, попали в какой-то тупик, где светский лев не замедлил превратиться в полового гангстера. Хорошо, что девушка не растерялась, ей удалось отпихнуть сластолюбца от двери и выскочить в коридор, оказавшийся людным. Вот такие вещи случались в самом эпицентре культуры и искусства.

Что уж там говорить о периферийных танцплощадка. Тон частенько задавала откровенная «блатота». Девушке за отказ танцевать с незнакомцем случалось нарываться на угрозы типа «живой сегодня домой не уйдешь». Что делать — приходилось покидать танцплощадку окольными путями, приходилось бежать со всех ног под родную крышу с сердцем, поминутно замиравшим в стразе неминуемых побоев, а то и ножа. Далеко разносилась в вечерней тишине отчаянная дробь девичьих каблуков…

Танцплощадки были одним из немногих мест, где вопросы любви и даже, господи, секса, не выхолащивались. Здесь они существовали жизненно — конечно, в развитии, а не тут же, в окрестных кустах. Танцплощадки очень активно выполняли роль флирт — вернисажа. Сколько знакомств здесь завязалось — не счесть, а кое-какие ведь и до свадьбы довели. Правда, стыдливое восприятие предмета в стране Советов вносило коррективы в свойственные танцплощадкам любовные игры. По законам стаи, заигрывание молодому человеку полагалось начинать с «облома». Пример. Девушка приглашается ан танец, пропускается «в круг», а юноша за ее спиной ныряет в толпу. Девушка, оставшаяся одна, под перекрестным огнем насмешливых взглядов чувствовала себя раздетой догола. Такой вот был молодецкий кобеляж. Вспомним также эпизод из фильма «Начало», диалог между Куравлевым и Чуриковой на танцах: «Девушка, вы танцуете?» — «Танцую» — «А я пою!». Поведение, строго соответствующее схеме «чем больше женщину мы меньше», которая, как известно, залог успеха в любви.

Но, несмотря на все негативные моменты, танцплощадка обладала для девушек огромной, всесокрушающей притягательной силой. Они, все-таки именно они, составляли суть и смысл этого явления. Из-за них танцы жили полнокровной жизнью, из-за них разворачивались стержневые коллизии. Поэтому даже молодые мамы искали любого удобного повода, чтобы вырваться на танцы. Поэтому к первому «выходу в свет» готовились месяцами, разучивая танцы дома под радиолу. Поэтому и томились девичью души в ожидании вечера. С утра начинали подспудную подготовку, завивали волосы и порой не на бигуди даже (за неимением оных), а на доисторические папильотки. Гладили выходные наряды. Обманывали себя, думали — нет, сегодня не пойду, зачем это надо, чтоб мать опять с ремнем встречала. Но лишь раздавались призывные звуки оркестра и сомнения отбрасывались прочь, и девочки со всех ног неслись туда, где начиналась Настоящая Жизнь.

Читать »