Средь угольной пыли и копоти завода разыгрывались нешуточные семейные драмы.

Улица Юзовки, 1890-еУлица Юзовки, 1890-е

Полузабытому и подзаброшенному кладбищу Западный Норвуд в южной части Лондона не повезло со знаменитыми усопшими. Ему далеко, например, до знаменитого Хайгейтского — там вам и Карл Маркс, и Джорж Элиот с Майклом Фарадеем, отравленный ядом беглый чекист Александр Литвиненко, наконец. Вест Норвуд в этом отношении скромнее, но нас сей некрополь интересует совсем по другой причине. Здесь, под сенью печальных деревьев, покоится прах Юзов - от самого старого Джона Джеймса и его жены Элизабет, урожденной Льюис, до их детей и внуков. Здесь надгробья трех из четырех сыновей Юза — Джона Джеймса, Альберта Ллуэлина и Айвора Эдварда, дочери Альберта — Кайры Блэквуд (1895 г. р.) и еще одна могила, связанная со старой юзовской легендой о самом Альберте.

Альберт Юз, Россия, 1895Альберт Юз, Россия, 1895

Заброшенная могила

Надгробная плита покосилась, буквы, выбитые на ней, просматриваются с трудом, но прочесть все же можно — «Ципка Пташинска Юз. Умерла 12 июля 1909 года в возрасте 19 лет. Любимая и горячо оплакиваемая всеми, кто ее знал». Мы ничего не знаем о самой так рано умершей девочке, но факт ее захоронения здесь, на норвудском фамильном участке Юзов, а более всего ее первая фамилия рассказывают нам и о том, кто ее родители, и о правдивости исторического анекдота, который ходил по Юзовке с конца 19 столетья.

Историю эту в 1937 году поведал землякам старейший юзовский писатель Илья Гонимов в своей легендарной «Старой Юзовке». Однако рассказана она столь красочно, с таким смаком, что в ее подлинность верилось с трудом. Ну, правильно — писатель имеет право приукрасить. И все же — было или не было? Впрочем, перейдем к сути дела.

Надгробная плита. Ципка Пташинска Юз

Преамбула

Гонимов начинает издалека. Мол, страшная вражда стояла между двумя основными игроками на рынке юзовского угля — Юзы и Петр Рыковский. Потому-то, когда на взрывоопасных по метану Рыковских рудниках случались пожары и взрывы, британцы обязательно ездили к месту ЧП — позлорадствовать. Кто его знает, так ли это было на самом деле. Скорее всего, если и ездили, то из сугубо профессионального интереса.

А вот судебный пристав Пташинский (поляк, разумеется) посещал скорбные места исключительно по служебной надобности. И оставлял он дома без присмотра красавицу-жену (ясное дело, полька — обязательно красавица). Молодая женщина скучала-скучала, да и увлеклась одним из сыновей Юза — Альбертом, который незадолго до того развелся с женой. Первый летописец Донецка счел нужным объяснить это так: «…она не могла устоять против соблазна юзовских фунтов, завязался роман с интригами и коварством, с терзаниями и слезами. Пташинский решил устроить Юзам скандал. Он вызвал Альберта на дуэль, но, увы, меркантильный Альберт не принял вызова, не видя в этом никакого практического смысла».

Но однажды рогоносец-пристав и управляющий доменным производством Юзовского завода (таков был служебный статус Альберта) все-таки столкнулись. И случилось это после очередной аварии на Рыковке. Пташинский обнаружил, что среди юзовской компании не видно Альберта, а ведь минуту назад он стоял среди других! Пристав понесся домой и застал жену в объятиях любовника. И тут, как писал юморист Аверченко, все заверте…

Чековая книжка против револьвера

Горячая польская кровь потребовала немедленного кровопролития, и Пташинский воскликнув «такие связи даром не проходят!», выдернул из кармана револьвер. Хладнокровный валлиец извлек на свет божий чековую книжку и похлопал ею по ладони: «Мы не даром». Илья Гонимов очень красочно (вот я и говорю — очень красочно, чересчур!) описал происходившее: «Безмолвная встреча револьвера с чековой книжкой тянулась долго и сопровождалась напряжением. Дрогнул, однако, револьвер и опустился дулом вниз».

Альберт Юз предложил Пташинскому сделку — деньги за жену и немедленный отъезд из Юзовки. Гордый шляхтич за здорово живешь отступать не собирался — свое «сокровище» он оценил в 15 тысяч рублей, еще пять тысяч он получил за квартиру с обстановкой. Альберт подписал чек, Пташинский нацарапал запродажную записку. Кроме того, он поклялся честным словом польского дворянина, что обязуется говорить всем, что взял за жену 45 тысяч. Что, судя по всему, и исполнил со всем тщанием.

Резюмируя, автор «Старой Юзовки» сообщает читателю: «Скандал получился страшный. Жена Артура, титулованная леди, соблазнившаяся славой юзовских акций, уехала в Лондон со стыда, отец Юз с семьей переселился временно в Петербург, чтобы не встречаться со своей невесткой. «Юзихой» на заводе стала Пташинская». Вот именно этот последний абзац и вызывал сомнение в правдивости всей этой необычной истории. В нем почти все утверждения неверны.

Все становится на свои места

Чтобы не забыть: сам факт «купли-продажи» для людей того времени был диковинкой небольшой. Если в России помещики и купцы, бывало, проигрывали в карты жен, невест и любовниц (см. великую русскую литературу), то на Британских островах в не столь отдаленное от описываемых событий время продать жену на рынке и в любом другом публичном месте можно было официально. Надеваешь ей веревку на шею и — айда продавать. Питер Акройд в «Биографии Лондона» пишет, что еще в 20-х годах 19 века в английской столице это случалось сплошь и рядом. Так что уж говорить о провинциальных, например, валлийских, нравах?

Итак, продолжим, вернувшись к самому началу. Теперь, когда мы знаем, что в июле 1909 года в Лондоне была похоронена 19-летняя Ципка Пташинска Юз, можно говорить о том, что история, рассказанная Гонимовым, чистая правда. Бывшая жена судебного пристава жила с Албертом Юзом, и у них была дочь. Причем, это была дочь Альберта, иначе бы ее не похоронили рядом с остальными членами семьи, рядом с самим Альбертом, который скончался в самом начале 1907-го.

Но неувязок в повествовании Гонимова множество. Сам он никак не датирует свой рассказ. Но ясно, коль девушка родилась в 1890 году, все должно было случиться не позже 1889 года, причем в первом полугодии, до кончины старого Юза, и правда, в июне уехавшем в Петербург, чтобы уже не вернуться к своему заводу и шахтам. Поездка диктовалась интересами бизнеса, так что версию о «нежелании видеть невестку» отбрасываем. «Со всей семьей» — тоже, потому как супруга Юза умерла за 9 лет до этого, что подтверждает надпись на могильной плите Западного Норвуда. Жена Артура Юза, Огаста Джеймс (кстати, никакая не «титулованная леди», а дочь промышленника из Ллавенора, Монмутшир, Южный Уэльс) никак не могла «со стыда» уехать в Лондон, потому что она осенью этого года только приехала оттуда с детьми и гувернанткой, с ними же вернулась на острова через три года, когда в Юзовке вспыхнул знаменитый «холерный» бунт. Старший сын Юза, Джон, и без того находился в это время в Петербурге, управляя финансами компании.

А вот то, что «Юзихой» на заводе стала Пташинская — вполне возможно. Вообще логичней предположить, что весь этот юзовский карамболь закрутился уже по смерти первого директора Новороссийского общества. Вряд ли Альберт посмел бы устраивать его при жизни отца, столь открыто эпатируя всю британскую колонию. Также можно смело говорить о том, что, удовлетворив свою страсть, Альберт Юз недолго держал возле себя польку, потому как в 1895 году у него уже в законном браке родилась дочь Кайра. Ребенка, прижитого от Пташинской, он, возможно, любил, потому и после смерти отца несчастную девушку, скорее всего унаследовавшую от него туберкулез, похоронили на фамильном участке, рядом с остальными членами семьи.

***

Случайная находка могилы с фамилией «Пташинска» послужила своеобразным ключом для прочтения старой юзовской легенды, которая больше вовсе и не легенда, а вполне реальный эпизод из жизни семейства Юзов, живописующий нам нравы, царившие в маленьком рабочем поселке на границе Бахмутского уезда Екатеринославской губернии и Таганрогского округа Войска Донского.



7 Комментарии

Войдите, чтобы оставить комментарий