На протяжении всего XIX века не прекращалось противостояние двух крупнейших империй — Британской и Российской — за перераспределение сфер влияния в мире. Изначально в России это соперничество называлось «турнирами теней», что достаточно хорошо отражало его сущность: основным инструментом противоборства стали дипломатические и разведывательные операции, хотя не обходилось и без «горячих» столкновений.

Однако более распространённым стал термин «Большая игра», изобретённый британским разведчиком Артуром Конноли и получивший популярность благодаря его соотечественнику, писателю Редьярду Киплингу.

После восшествия на трон Александра II политическое и военное противостояние осложнилось ещё и глубокой личной неприязнью двух венценосных особ: во время поездки в Лондон в 1839 году между русским цесаревичем и юной, тогда ещё незамужней, обладательницей британской короны Викторией вспыхнуло очень сильное чувство. Но история умалчивает о причинах охлаждения их отношений, переросших впоследствии в откровенную и ничем не прикрываемую ненависть: однажды королева, получив известие об очередной победе русского оружия на Балканах, в сердцах произнесла, что готова взять в руки винтовку и, как простой солдат, пойти воевать против своего бывшего возлюбленного.

Основная борьба развернулась в Центральной Азии на обширных пространствах от Ирана на западе до Тибета на востоке, и в историографии Большой игрой часто называют соперничество именно за этот регион планеты. Но у этой «холодной войны» были и другие, малоисследованные театры сражений, например североамериканский, где Россия и США оказались союзниками.

Один из таких «турниров теней» произошёл на берегах Кальмиуса: появление Юза в Донбассе стоит рассматривать в том числе и как умелое использование британцами коммерческого интереса, а также отработанных веками невоенных колонизаторских технологий для создания плацдарма влияния в ключевом регионе своего внешнеполитического соперника. Ведь Донецкий кряж — это не только сокровищница природных ресурсов, но и важнейшая точка евроазиатского пути, во все времена находившаяся в зоне интересов основных игроков на международной арене.

Петербургский кинорежиссёр Александр СИРЫЙ в опубликованном некоторое время назад материале «Аляску продали ради Донбасса?» уже рассказывал нашим читателям о новых страницах ранней истории Юзовки. Сегодня благодаря ему мы имеем возможность познакомиться с малоизвестным столкновением государственных интересов России и Великобритании в Донбассе, которым сопровождались первые годы индустриального освоения нашего края.


Необычный доклад в Адмиралтействе

9 марта 1872 года, Санкт-Петербург, Адмиралтейство. К зданию одна за другой подъезжают кареты, из которых выходят люди в мундирах. По знакам различия на них видно, что все они занимают далеко на последнее место в государстве. Прибывшие явно возбуждены: ровно год назад в Лондоне была подписана конвенции, согласно которой Россия вернула себе право держать в Чёрном море свой военный флот, хотя и в ограниченных масштабах. Но в повестке дня торжественные мероприятия по поводу годовщины столь значимой дипломатической победы не значатся: через несколько минут должны начаться слушания Русского технического общества (РТО), посвящённые состоянию дел… в Донбассе.

Председательствующий на заседании князь Пётр Кочубей представляет собравшимся докладчика — капитан-лейтенанта Леонида Семечкина.

— Леонид Павлович не специалист по горному делу, — говорит во вступительном слове Кочубей. — Но, как человек образованный и желающий выполнить вполне добросовестно возложенную на него работу, входил во все подробности, относившиеся к данному ему поручению, собирал сведения повсюду где мог, изучал практику рудничного и металлургического дела собственными наблюдениями и, при посредстве специалистов, спускался в главнейшие шахты и по целым часам стоял при заводских печах. Словом, он сделал всё от него зависящее, чтобы изучить и усвоить данные, касающиеся порученного ему важнейшего вопроса и его особой миссии.

Казалось бы, зачем посылать в сухопутный и удалённый от основных мест базирования флота Донбасс морского офицера в очень невысоком чине девятого класса, что по Табели о рангах тогда соответствовало титулярному советнику гражданской службы? Разве не было в России своих горняков и металлургов, посвятивших своему делу всю сознательную жизнь и знающих намного больше? Но не будем спешить с выводами.

Прошло шестнадцать лет с того момента, как завершилась неудачная Крымская война, в которой России пришлось столкнуться с многократно превосходящим её противником и в экономическом, и в военном отношении. Против неё выступала Великобритания — самая большая по территории и численности населения империя того времени, имевшая сильнейшие в мире флот и армию. Союзниками Великобритании были Франция — мощнейший континентальный игрок Западной Европы, а также очень сильная в военном отношении Блистательная Порта, включавшая в себя, кроме собственно Турции, всё восточное Средиземноморье. Кроме этих основных игроков в число противников России входили Сардинское королевство и, на последнем этапе войны, Австро-Венгрия. Так что расклад сил был изначально не в нашу пользу. Тем не менее военное поражение русские войска потерпели только в Крыму, когда после многомесячной осады пришлось оставить Севастополь, причём отступление из разрушенного до основания города прошло в организованном порядке. На всех остальных театрах военных действий события разворачивались отнюдь не в пользу Англии и её союзников, а безвозвратные людские потери России в целом оказались в полтора раза меньше, чем у её противников. Война сильно подорвала экономическую мощь Турции и Британии: Стамбул объявил дефолт, а в Лондоне из-за финансовых неурядиц разразился крупный политический кризис, сопровождавшийся отставкой правительства. В результате, по Парижскому мирному договору Россия ограничилась небольшими территориальными уступками в устье Дуная, Чёрное море объявлялось закрытым для любых боевых кораблей вне зависимости от тоннажа и флага, всем черноморским государствам запрещалось иметь в этом регионе планеты свои военные флоты и арсеналы. А поскольку этих государств было всего два, то и «побежденная» Россия, и «победившая» Турция оказались в одинаковых условиях.

Тем не менее, эта война дала мощный импульс для экономического подъёма России. Отмена крепостного права привела к появлению в стране свободного рынка рабочей силы и стала первой в ряду Великих реформ Александра II: вслед за ней последовали другие преобразования, направленные на формирование гражданского общества и правового государства. В целях создания благоприятного инвестиционного климата Россия заключила ряд экономических соглашений с ведущими странами Европы: приток финансов и технологий из-за рубежа не заставил себя ждать.

Великобритания тоже не осталась в стороне от освоения необъятных российских просторов: сложная внутренняя экономическая ситуация заставляла идти на компромисс с бывшим противником в Крымской войне. Стоимость рабочей силы в Туманном Альбионе уже тогда была достаточно высокой, а ресурсная база не покрывала потребностей промышленности, многое приходилось завозить из колоний. В то же время в Лондоне прекрасно понимали, что экспорт капиталов усиливает возможности конкурента в Большой игре, и искали возможности если не позволить России усилить свой военный потенциал, то хотя бы поставить это дело под контроль.

Вряд ли можно назвать случайным, что Джон Юз приобрёл концессию на строительство металлургического завода на берегах Кальмиуса: Донбасс — это уголь, железная руда, флюсовый известняк и огнеупорные глины, собранные очень компактно на небольшом участке земной поверхности. Англичане не строили иллюзий насчёт того, какое применение будет найдено этим сокровищам: сталь — это корабельная броня и артиллерийские орудия, а залежи антрацита в сотне километров от азовских портов Мариуполя и Таганрога — источник топлива для российского броненосного флота, перспективы появления которого на Чёрном море в конце 60-х годов XIX века становились всё более ясными. Но не будь Юза, на его месте оказался бы другой иностранный инвестор, не обязательно английский: есть сведения о том, что право Новороссийского общества на разработку концессии оспаривалось французами, а в Париже также не испытывали радости по поводу грядущего реванша России.

Промышленное освоение Донбасса с первых дней оказалось в поле зрения как английских, так и русских спецслужб. В числе британских акционеров Новороссийского общества находились представители как военно-промышленного комплекса, так и разведывательных структур морского ведомства. Встречные шаги делались и Россией: исследованиями Донецкого кряжа занимались подконтрольные Адмиралтейству Императорское географическое общество и РТО, значительную часть членов которых составляли военные моряки. Пусть современного читателя не смущает такая расстановка сил: главным приоритетом географической науки во всём мире в те годы являлись оборонные программы, а в биографиях практически всех знаменитых путешественников XIX века до сих пор сознательно умалчиваются факты их причастности к секретной работе. Достаточно вспомнить известного исследователя Азии Николая Пржевальского, а также его сподвижников Михаила Певцова, Всеволода Роборовского и Петра Козлова: все они были офицерами Генерального штаба, а научные труды, принесшие им мировое признание, являлись не более чем попутными результатами их основных миссий, носивших отнюдь не природоведческий характер. Что же касается огромной роли морских офицеров в техническом развитии страны, то здесь объяснение простое: из всех родов вооружённых сил флот не только наиболее восприимчив к новым технологиям, но и более других зависит от них.

Поэтому в 1871 году председатель Государственного совета великий князь Константин Николаевич лично командирует в Донбасс своего адъютанта Леонида Семечкина, имевшего за плечами большой опыт секретных операций, с целью детального выяснения состояния дел в угольной и металлургической отраслях, а также в строительстве железных дорог и прочей инфраструктуры, работавших на грандиозный план быстрого развёртывания тыла Черноморского флота. Почти год продолжалась кропотливая работа, её итогом стал объёмный доклад, рукописный текст которого насчитывал более двухсот страниц: фактически это была первая монография, посвящённая проблемам экономики Донецкого региона. Потребовалось несколько заседаний РТО, чтобы выслушать его полностью, изучить огромный пакет документов, записок, смет, справок, планов и образцов, провести необходимые консультации с ведущими отечественными учёными, инженерами, военными и предпринимателями.

Сохранилось интересное письмо Семечкина известному железнодорожному инженеру из Одессы барону Карлу Унгерн-Штернбергу, отправленное незадолго до упоминавшегося в самом начале нашего рассказа мартовского заседания РТО.

Вот его фрагмент:
«Получил Вашу записку о целесообразности соединения всех металлургических и мануфактурных заводов Херсонской, Таврической, Екатеринославской, Харьковской и Воронежской губерний, а также некоторых объектов, проходящих по линии Морского ведомства, единою железною дорогою с особыми полномочиями. В приложенном Вами списке необходимо исключить английские заводы Новороссийского общества в силу их особой значимости для развития южной железоделательной промышленности и из соображений сохранности государственной тайны. Во время последней поездки я получил прошение от заводского управления в ходатайстве организации собственного картографического отдела для нужд завода, в чём выразил своё убедительное сомнение. В силу законного положения правления обществом на территории Британской короны всё делопроизводство ведётся на английском языке, что доставляет крайнее неудобство для нашей инспекции и требует моего личного участия. Также прошу исключить, вплоть до особого распоряжения, казённые склады Морского ведомства в Таганроге и Бердянске. Сам проект Ваш имеет огромную государственную значимость и потребует немалых средств, а также создания особого концессуального положения, о чём я непременно поставлю в известность Его императорское Высочество перед ближайшим заседанием Государственного совета. Это будет означено некоторыми трудностями, в связи с серьёзным положением наших дел в Туркестане, первостепеннейший вопрос по которому будет подниматься на совете. В случае заинтересованного ответа, сообщу кратко о Вашем предложении в докладе Русскому техническому обществу, который хочу представить на весенних слушаниях…»

В письме упоминается несколько важных моментов на которых следует остановиться особо. Первый из них — прошение Юзовского заводоуправления о разрешении организовать собственный картографический отдел, в связи с чем Семечкин высказал глубочайшее сомнение. Будучи военным, он прекрасно знал, кто на самом деле работает в этой отрасли, и небезосновательно предполагал возможность создания благовидного прикрытия для разведывательной резидентуры в случае реализации замыслов англичан. Тем более что сам Юз в Донбассе реализовывал мирными методами типичную британскую колонизационную схему, занимаясь расширением земельных владений Новороссийского общества. Семечкин пишет в своём отчёте: «Юз создаёт только одну лишь видимость работы, приказавши держать домну до полного исправления на холостом ходу. Доменная печь шла четыре месяца, работая единственно для каких-то высших видов предпринимателя». Этими самыми «высшими видами» для валлийского бизнесмена в то время и являлась скупка у помещиков земель, на которых были обнаружены богатые месторождения полезных ископаемых, а совсем не стремление дать качественную продукцию в руки потенциального противника его страны.

Второй момент, а именно слова о том, что делопроизводство Новороссийского общества полностью англоязычное, является одним из объяснений того, почему секретную миссию поручили именно морскому офицеру: не все знают, что в России ещё каких-нибудь сто лет назад люди, владеющие английским языком, были очень большой редкостью, а среди представителей сухопутных профессий таковые практически отсутствовали. История не раз демонстрировала примеры того, что язык, непонятный основной массе окружающих, с успехом может использоваться в качестве простейшего и вместе с тем достаточно надёжного средства криптографии.

И наконец, Семечкин упоминает о серьёзном положении дел в Туркестане, где столкнулись русские и британские интересы. Как раз в это время Россия была занята усмирением мятежа в Верхнем Зеравшане, поднятого против ставшего её союзником бухарского эмира, покорением Хивинского ханства, и присоединением Илийской области, возвращённой впоследствии Китаю на условиях ряда крупных уступок. Цель этих операций на главном — центральноазиатском — театре Большой игры была одна: не допустить сколачивания антироссийского союза местных правителей под английской эгидой. Тогда же с Дальнего Востока в районы, примыкающие к Китайскому Туркестану, отправилась в путь первая тибетская экспедиция Пржевальского, столкнувшаяся с огромным противодействием со стороны британской дипломатии, оказывавшей давление на власти Китая.

В такой непростой международной обстановке, на фоне обострившегося противостояния двух сверхдержав XIX века прошли первые годы становления нашего региона.

Интерес был неслучайным…
Анализ списка первых акционеров завода Новороссийского общества в Юзовке показывает, что его участников можно разделить на четыре группы. Первую можно назвать «чистыми» хозяйственниками, ставившими на первое место коммерческий успех и извлечение максимальной прибыли. Ко второй относились те, чей бизнес сросся с британской политикой. К третьей ― лица, приближённые к царскому двору. И, наконец, последнюю составляли военные.

Начнём с коммерсантов. Это валлийский промышленник Джон Хьюз, или, как принято его называть русский лад — Юз, считающийся основателем шахтёрской столицы и имевший на руках пятьсот простых акций. Ещё столько же простых акций принадлежало Джону Вирету Гучу, но о нём речь пойдёт позже. Все остальные в этом списке обладали привилегированными акциями.

Дело нуждалось в серьёзной юридической поддержке, нужен был свой, а не нанимаемый на стороне человек, который мог бы взять на себя ведение правовой сферы. Поэтому лондонский адвокат Теодор Артон был приглашён в число пайщиков и приобрёл сорок акций.

Нельзя обойтись и без своего финансиста, готового в любой момент поддержать начинание денежными средствами. Им стал лондонский банкир Бринсли де Курси Никсон, получивший двадцать акций. Выбор был не случайным: Никсона и Юза связывали не только деловые вопросы, но и личная дружба, а в 1906 году семейства двух бизнесменов породнились: младший сын банкира женился на внучке основателя Донецка.

Сто акций получил поверенный делами Джона Юза в Санкт-Петербурге купец первой гильдии Самуил Гувер. За многолетнее развитие торговых отношений между двумя странами британский коммерсант был удостоен русских орденов, поэтому в документах значился кавалером. Его бизнес в России насчитывал уже три десятилетия и успел обрасти множеством полезных связей.

Кроме этих четверых к разряду коммерсантов стоит отнести трёх акционеров-миноритариев: Уильяма Джона Вудгатса, Роберта Пила и джентльмена французского происхождения Роберта Неале. Информации о них практически не сохранилось, известно лишь, что Пил приходился двоюродным братом своему полному тёзке, бывшему премьер-министру Великобритании.

К следующей категории относились семейства Гуч, Брасси и Огилви. Мы уже упоминали о Джоне Вирете Гуче, кроме него акционерами стали его брат Дэниэл и племянник Чарльз, каждый из которых держал по сотне акций. Оба брата руководили строительством и эксплуатацией ряда железных дорог в Великобритании, а младший — Дэниэл — сыграл важную роль в прокладке первой трансатлантической телеграфной линии и зарекомендовал себя как изобретатель одного из лучших паровозов того времени. С 1865 года на протяжении двадцати лет Дэниэл Гуч избирался депутатом британского парламента от Консервативной партии. На этом посту он ни разу не выступил во время пленарных заседаний, зато предпочитал менее заметную, но более важную работу в округах, комитетах и кулуарах. В знак признания заслуг сэр Дэниэл был возведён во дворянство, а в последние дни жизни бюллетени о состоянии его здоровья печатали самые влиятельные британские газеты: этого удостаивались очень немногие.

Двести пятьдесят акций приобрели отец и сын Брасси, из которых четыре пятых получил старший, а пятая часть досталась младшему. Обоих звали Томасами, но их таланты реализовались по-разному: отец проявил себя как могущественный бизнесмен, сын стал не менее влиятельным политиком. Таких, как Томас-старший, в англоязычных странах называют self-made man — человек, создавший себя: коммерческая жилка у него проявилась сразу же по окончании школы, когда он стал учеником землемера. Надо сказать, что землеустройство в Европе в то время было чрезвычайно выгодным делом по причине тесной связи со строительством, и Брасси не поленился «поинтересоваться» смежной отраслью. А так как тогда в Англии наблюдался строительный бум, то грех было бы не обзавестись собственным производством стройматериалов. Дальше произошло то, что в экономической науке называется слиянием капиталов: Томас удачно женился, его спутница жизни оказалась не только богатой, но и умной. Именно супруга посоветовала ему принять участие в тендерах на возведение железнодорожной инфраструктуры. Сооружение одного сложного участка на линии Бирмингем — Манчестер подняло деловую репутацию Брасси на высочайший уровень. Заказы посыпались как из рога изобилия: его фирма построила одну треть всей протяжённости железных дорог Великобритании и двадцатую часть стальных магистралей в остальной части мира, суммы контрактов измерялись миллионами фунтов стерлингов викторианской эпохи, которые были в триста двадцать пять раз дороже современной британской валюты. По степени влияния на мир Брасси-старшего даже сравнивали с самим Александром Македонским. Его сын избрал карьеру политика, долгое время был депутатом парламента от Либеральной партии и его представителем в английском адмиралтействе, секретарём морского ведомства, возглавлял Королевскую комиссию по опиуму, получил кресло губернатора штата Виктория в Австралии, возведён в звание пэра и стал членом палаты лордов. К семейству Брасси был близок и другой крупный акционер Новороссийского общества — строительный магнат Александр Огилви, а один из его сыновей впоследствии даже входил в правление завода.

Третью партию представляли придворные Дмитрий Нессельроде и Павел Ливен: вопрос протекции со стороны августейшей фамилии был столь же серьёзным делом, так как позволял получать крупные государственные заказы с выдачей денежного аванса. Нессельроде, сын канцлера Российской империи, известен как дипломат и коллекционер. Громкой историей в жизни этого человека, принудившей его к отставке, стал роман его жены Лидии с известным французским писателем Александром Дюма-сыном, нашедший отражение в знаменитой книге «Дама с жемчугами».

Остзейский дворянин, сын героя Отечественной войны 1812 года, светлейший князь Павел Ливен сделал блестящую карьеру. После окончания Дерптского университета он занимался законотворческой деятельностью во Втором отделении Собственной Его Императорского Величества канцелярии. Во время Крымской войны добровольцем ушёл в армию и вскоре дослужился до подполковника лейб-гвардии. В 1861 году, с началом крестьянской реформы, он оставляет военную службу и занимает крупные общественные должности в Курляндской и Лифляндской губерниях, за что высочайшей милостью вначале получает ключ камергера, а ещё спустя непродолжительное время становится обер-церемониймейстером: по Табели о рангах этот высший придворный чин относился ко второму классу и соответствовал действительному тайному советнику на гражданской службе. Богатый помещик, владелец многочисленных имений в Прибалтике, Ярославской и Нижегородской губерниях, в 1851 году он приобретает земли на берегах Кальмиуса. На них будет впоследствии возведён металлургический завод, давший начало Юзовке, а сам Ливен станет главным арендодателем земельного участка для Новороссийского общества и получит четыреста акций. Его имя увековечено в топонимике Донбасса: одна из станций на линии Моспино — Макеевка-грузовая до сих пор называется Ливенка.

Политики, чиновники, придворные, инженеры и бизнесмены: казалось бы, Донбасс привлёк к себе лучшие умы того времени. Но наш рассказ будет неполным без упоминания представителей ещё одной профессии — военных. По сто акций получили британский оружейный магнат сэр Джозеф Уитворт, разбогатевший на поставках винтовок собственной системы южанам в годы Гражданской войны в США, и русский генерал Оттомар Герн, создатель фортификационных сооружений, диверсионных подводных лодок и торпед, которые тогда назывались «самодвижущимися минами». Что касается Герна, то в рядах акционеров он также был близок к придворной партии и, по некоторым сведениям, мог представлять интересы Великого князя Константина Николаевича. Капитан Британского Королевского флота Генри Александер обладал всего двумя акциями, но не будем обольщаться по поводу его малозначительности: его тестем был другой акционер, к которому стоит присмотреться особо. Это контр-адмирал сэр Уильям Солстонстол Вайсмэн: его, обладателя всего сорока акций, включили в число членов первого правления Новороссийского общества. Почему вдруг бывалому «морскому волку», прославившемуся завоевательными операциями в Новой Зеландии, где англичанам приходилось действовать не только силой оружия, но и заниматься элементарной скупкой земель у племен маори, оказали столь высокую честь, несмотря на то что имелись акционеры с куда большим числом голосов? Ответ на этот вопрос надо искать в том, что Уильям Вайсмэн в британском адмиралтействе пользовался репутацией непревзойдённого «рыцаря плаща и кинжала», побывавшего с тайными миссиями во многих странах мира, в том числе и в России. Обстоятельства смерти адмирала Вайсмэна окружены завесой тайны: летом 1874 года он ушёл из жизни при невыясненных обстоятельствах, находясь в США по особому заданию британского правительства. Чем он занимался тогда — доподлинно неизвестно, однако спустя четыре года после его смерти Россия разместила на американских верфях крупный заказ на постройку четырёх броненосцев. Этой операцией руководил герой другого очерка нашей подборки — Леонид Семечкин.

Возвращаясь к личности Вайсмэна, стоит отметить, что он оказался одним из семи учредителей Новороссийского общества: кроме него в их число вошли Александр Огилви, братья Гуч, отец и сын Брасси, а также оружейник Уитворт. Членами первого правления, избранными от обладателей привилегированных акций, кроме самого адмирала, стали Томас Брасси-младший и Оттомар Герн. Вырисовывается очень интересная картина: один из учредителей представляет интересы британского военно-промышленного комплекса, за вторым стоит не просто лондонское адмиралтейство, а его секретные службы, а в правлении общества вместе с Вайсмэном заседает парламентарий, курирующий морское ведомство. Поэтому вряд ли можно назвать случайным делегирование русской стороной своих полномочий военному инженеру Герну.
Будущему исследователю ещё предстоит ответить на вопрос о том, не занимались ли Уитворт, Вайсмэн и Брасси-младший саботажем внедрения прогрессивных технологий, чтобы выпускаемый металл не мог использоваться в интересах укрепления российской обороноспособности. Ведь известно, что на юзовском заводе долгое время не могли выплавить качественный чугун, первые десять лет сталь производилась устаревшим методом пудлингования, в то время как в Европе уже вовсю использовались мартеновский и бессемеровский процессы, а также то, что акционерное общество поставляло железным дорогам некондиционные рельсы в рамках заранее оплаченного правительством госзаказа. Не секрет и то, что царское правительство изначально намеревалось разместить на заводе Юза оборонные заказы по выпуску броневой стали для флота, но, увидев реальное положение дел, отказалось от этого замысла.

  • Александр Дмитриевский
  • ДКР


Войдите, чтобы оставить комментарий