Путешествуя по Донбассу (в мирное время, понятно), человек русскоязычный постоянно сталкивается с географическими объектами, чьи названия представляются его глазу (или уху) затейливой тарабарщиной с отчетливо уловимым восточным привкусом. Хватает здесь, конечно, и прозрачно русских топонимов типа Еленовки, Андреевки, Авдеевки или Константиновки; немало свидетельств советской риторики, как, например, Кировское, Артемовск, Красный Партизан (список красного можно при желании продолжить). Но наряду с ними вдруг – Бугас, Мангуш, Улаклы, Сартана…
Дикое, но симпатичное поле
Донецкий регион в силу своего многоотраслевого хозяйства крайне многолюден. По плотности населения и количеству городов он являлся чемпионом среди областей бывшей Украины. Но так было не всегда. До промышленной революции, пока предприимчивые хозяева не разрыли наши недра, присвистнув от свалившегося на их головы богатства, очагов оседлости будущий Донбасс практически не знал.
Ковыльные просторы от Дона до Днепра интересовали в основном кочевых степняков-животноводов. Слабо пересеченная местность не образовывала ощутимых преград для передвижения, а травы хватало на прокорм любому табуну. И много веков подряд орды с монголоидными лицами и тюркскими наречиями возили свои шатры по донецким степям. Регион располагался на пути переселения народов, и периодически одни «непоседы» изгонялись другими, занесенными восточным ветром и, наверно, более голодными. Так последовательно сменили донецкую вахту скифы, сарматы, гунны, готы, аланы, хазары, печенеги, половцы, надолго задержались монголы… Славяне до поры на здешние потенциально плодородные земли не зарились – подобная дерзость была бы самоубийственной (все равно что построить хижину на железнодорожном полотне).
И все же русский глаз пристрастно поглядывал на дикое, но симпатичное поле Приазовья. В XVI–XVII веках, когда азиатские ребята перестали быть страшилкой на ночь, наши предки начали потихоньку захаживать сюда, а осмотревшись, и оседать на ПМЖ. Поначалу это были преимущественно казаки с Дона и Днепра да беглые крестьяне (что практически одно и то же). К земельной «приватизации» они подходили попросту, без комплексов: «Кто здесь? Никого? Тогда мое будет!» Причем, в отличие от примитивных кочевников, интересовались они не только травой, тут же расковыряли землю и обнаружили массу полезных вещей вроде соли, угля и металла. Наиболее предприимчивые незамедлительно поставили добычу на промышленные рельсы. Так одна из солеварен превратилась в поселок Бахмут (ныне – Артемовск).
Крымский хан на копошение при своих границах смотрел с недовольным прищуром, но казацкий люд был в военном деле не промах и крымско-татарские посягательства с честью отражал. А потом и цари русские (особенно Петр I и Екатерина II) об обороне порадели, занявшись строительством пограничных укрепрайонов.
К середине XVIII века в Бахмутском уезде народу проживало порядка 9 тысяч (подавляющая часть – русские, процентов 20 – украинцы). Темпы заселения обширного региона были все же медленными, и Елизавета Петровна стала решать этот вопрос искусственно, создавая здесь иностранные колонии. Так было положено начало пресловутой донбасской многонациональности.
Первыми сюда двинули сербы, позже – молдаване, поляки, евреи из Белоруссии, немцы (последние основали кучу колоний, главная из которых называлась Остгейм, сейчас – Тельманово). Но настоящим демографическим прорывом в истории Приазовья стало переселение сюда крымских греков и армян в 1778–1779 годах, организованное полководцем Александром Суворовым. 31 тысяча человек – по тем временам приличная толпа!
Там, где грек прошел…
По своему этническому составу переселенные греки делились на румеев (так называемых греков-эллинцев) и урумов (греков-татар). Первые использовали в речи диалекты новогреческого языка, вторые – урумские говоры тюркского происхождения, близкие к кыпчакско-половецким: крымско-татарскому, караимскому, половецкому. Однако тесное соседство народов выразилось во взаимном влиянии языков. Постепенно преобладание в регионе русскоязычного населения сгладило греческую обособленность, и сейчас подавляющее большинство этнических греков Донбасса обрусели и с горем пополам понимают простейшие фразы на языке предков. Носителей греческого фольклора найти с каждым годом все труднее.
Но тогда, в конце XVIII века, крымские переселенцы были могучим и экзотически ярким полотном в лоскутном одеяле Приазовья. Оседая на новой жилплощади, они образовывали поселения, которым давали названия, вычурные для уха русского соседа, но родные для самих греков. Так появились азовские Ласпи, Ялта, Бахчисарай, Демерджи, Гурзуф, а иногда даже помпезные Афины или Константинополь. Постепенно свои имена получили и окрестные реки, балки, тропы, холмы, кладбища и прочие географические объекты. Некоторые из них под влиянием русского языка превратились со временем в двуязычный конгломерат (Малый Янисоль, Староласпа), другие сохранили свое восточное наименование в первозданном виде.
В греческом зале
Предлагаю вам, уважаемые читатели, пройтись по галерее греческих названий Донбасса (привычных для нас, но непонятных по смыслу) и приоткрыть по возможности тайны этих имен. Подчеркиваю, всего Донбасса – ведь он весь наш, пусть пока частично поля его просторные смеет враг топтать. Дело времени, не все коту масленица…
Начать предлагаю с поселка СТАРОБЕШЕВО. Обывательскому русскому сознанию представляется что-то сбесившееся на старости лет, однако, уверяю вас, никакой массовой водобоязни в истории этого населенного пункта не было. Поселок основан урумами под именем Бешев, что означает «пять домов». То есть банальные Пятихатки, хотя хаток, кажется, было изначально далеко не пять – в основании участвовало около 200 человек. Постепенно же Бешев (по аналогии с русскими топонимами типа Иваново, Селидово) приобрел форму среднего рода – Бешево. А еще чуть позже, когда народу стало в селе тесновато, часть крестьян отделилась и образовала Новобешево. Исходный же пункт получил название Старобешево, как бы с указанием на его первичность.
БУГАС. Село в Волновахском районе, которое до войны ассоциировалось у проезжающих по Мариупольской трассе исключительно с вкуснейшими в округе чебуреками, а теперь чаще вспоминаемое в связи с обстрелянным автобусом, крокодиловыми слезами Порошенко и табличкой «Je suis Volnovakha». В названии отразился тюркоязычный географический термин, означающий «проход», «пролив», «ложбина», «перевал». Вероятно, так незамысловато обозначили греки-переселенцы ложбину, посреди которой поселились.
Интересно происхождение названия поселка САРТАНА на правом берегу Кальмиуса, под Мариуполем. Нынче это измочаленный боевыми действиями отрезок южной линии разграничения. Название, скорее всего, производно от «сары тана» («рыжий двухлетний теленок»). В этой связи есть местная легенда, мол, греки, переселившиеся в Приазовье, узрели рыжего теленка, пришедшего к реке на водопой, посчитали это хорошим знаком и устроили здесь деревню. Однако такая версия вызывает сомнение – существует ведь крымское село с одноименным названием, именно выходцы оттуда и основали Сартану приазовскую. Что уж там с теленком в Крыму случилось, история утаивает. Вероятно, было что-то поблизости (скала, возвышенность), что вызывало эдакую телячью ассоциацию… Впрочем, бычка у Кальмиуса переселенцы встретить тоже могли, так что дадим шанс и красивой легенде.
Греки часто давали новым поселкам имена крымских, родных, – переезжали, так сказать, «со своим самоваром». Например, ЯЛТА и Гурзуф. Первая сохранила исходное название, второй постепенно утратил начальный согласный, переродившись в УРЗУФ. Что касается Гурзуфа, то это название даже не греческое, и этимология его темна – крепость, основанная в византийскую эпоху, еще до прихода в Крым татар, была известна у генуэзцев под именем Горзаннум. Есть также версия, что происходит название от латинского Ursus («медведь»), – что ж, тоже вероятно, если вспомнить, что рядом с поселком лежит известная Медведь-гора (Аю-Даг).
С Ялтой все гораздо проще – греческий корень этого слова означает «берег», «побережье».
Кстати, от этого же корня образовано и название реки МОКРЫЕ ЯЛЫ (левый приток Волчьей, впадающей в Самару, которая, в свою очередь, несет воды в Днепр). Тихая такая степная речка, рыбой обильная, метров 50 шириной в устье. Между прочим, в XVIII веке использовалась как часть торгового пути из Днепра в Азовское море – от нее до Кальчика (приток Кальмиуса) 4 километра посуху. Запорожцы парни неслабые были – волоком ладьи-чайки свои с товаром между реками перетаскивали.
Есть у этой реки приток – СУХИЕ ЯЛЫ. Мелководна, конечно, речушка, но вовсе не суха, местами даже чуть пошире Мокрых. Впрочем, может, бывали годы, когда и пересыхала – коровы выпили, а дожди запаздывали.
Другой приток Мокрых Ялов, ШАЙТАНКА, тоже имеет тюркский корень в названии – что-то вроде «чертова речка». Обычно такими обидными прозвищами наделяли географические объекты, опасные для человека или непригодные для его хозяйственной деятельности. Чем же не угодила каменистая речушка урумским переселенцам? А вода в ней горько-соленая. Видать, ехал грека в летний зной на телеге, в горле у него пересохло, сунул грека руку в реку, зачерпнул, отпил – и давай плеваться да чертыхаться…
СТЫЛА. Село в Старобешевском районе названо вовсе не оттого, что поблизости что-то остыло или застыло. Греческий корень этого топонима означает «столб», колонна». Основано село румеями-переселенцами из одноименного крымского населенного пункта. А кто и зачем там, в Крыму, столб вкопал – поди узнай теперь…
СТАРОЛАСПА тоже румеям обязана названием. Перебрались они из крымской Ласпи, что неподалеку от Севастополя. Слово это с новогреческого переводится как «грязь». Топкий, болотистый грунт лег в основу названия крымского поселка. Подобный принцип наименования часто встречается и в русских географических объектах. Например, Грязи (Липецкая область), Черная Грязь (Калужская область), Илово (Белоруссия).
Забавное название у полукурортного хуторка на Азовском побережье в 5 километрах от Урзуфа – БАБАХ ТАРАМА. Ничего артиллерийского или пиротехнического. «Бабах» – это по-урумски «степной сурок», а «тарама» – «балка». Вот и выходит «сурчиная балка», на склонах которой действительно обитают сурки (ну сейчас, конечно, поменьше, чем два века назад, – туристы распугали).
ВЕЛИКОАНАДОЛЬСКИЙ ЛЕС. Рекреационная зона, зеленая гордость Донбасса в Волновахском районе, неподалеку от села АНАДОЛЬ. Происхождение этого топонима имеет иной маршрут, не крымский. Греки, основавшие в Приазовье Анадоль, прибыли с территории современной Турции (полуостров Малая Азия) во время греческой национально-освободительной войны 1821–1829 годов (той самой, за которую отдал жизнь Джордж Байрон). Так вот, в переводе с новогреческого «Анадоль» и означает «Анатолия» (то есть Малая Азия).
Есть среди греческих поселков и названия, производные от имен. У русских Еленовки, Пантелеймоновки, а у греков МАКЕДОНОВКА и МАНГУШ. Первая (село возле Мариуполя) – от распространенной греческой фамилии Македон; второй (пгт, центр Першотравневого района) – старое тюркское имя. Например, так звали сына половецкого хана Котяна и посла золотоордынского хана Узбека.
Если копнуть чуть глубже, то мы с вами найдем греческое присутствие в названиях, на первый взгляд совершенно русских. Например, ВЕЛИКАЯ НОВОСЕЛКА, центр соответствующего района. Что же здесь греческого, спросите вы? Таких Новоселок по Украине и России пруд пруди. Как где новое село – вот ему готовое название… Дело в том, что до 1946 года Великая Новоселка звалась звонким именем Большой Янисоль. В переводе с тюркского «ени сала» как раз и означает «новое село». Так что, когда решили обрусить греческое название, сильно напрягаться не стали, просто перевели на русский.
Или, к примеру, СТАРОМЛИНОВКА (неподалеку от Великой Новоселки, на берегу Мокрых Ялов). До 1947 года – Старый Керменчик. Тюркское «кермен» означает «крепость», а Керменчик, стало быть, «маленький укрепленный городок». Возможно, в Крыму такое имя было уместно, а посреди житных донецких степей подобная крепостная героика выглядит смехотворно. Млиновка – ближе к жизни, учитывая, что мельница в селе на всю округу знатная.
И напоследок не могу не остановиться на красочном названии ХАЛАДЖИ БАХЧА. Это местность неподалеку от Староласпы в Тельмановском районе. Ничего здесь примечательного, уверен даже, что мало кто знает, где это… Но слово «Халаджи» заслуживает того, чтобы его перевести. Так вот, оно означает «лудильщик». Сейчас-то эта профессия относится к числу устаревших, но раньше человек, покрывавший металлическую утварь оловом для предотвращения коррозии, бывал очень востребован и на селе, и в городе. Итак, «бахча» – это «сад», значит, Халаджи Бахча – «сад лудильщика». Или пусть лучше – Сад Халаджи.
(При подготовке материала использована монография Е. С. Отина «Топонимия приазовских греков»)
- Автор Роман КАРПЕНКО.
- Фото из фонда Донецкого краеведческого музея и greeks.ua
- Газета «Донецкое время», 10 февраля 2016, № 5 (19)
Хорошо написано!