Дом на Советской
Бабель Исаак Эммануилович
31 декабря 1933 года к станции Горловка Донецкой железной дороги подошел поезд, и на перрон вышла необыкновенно красивая женщина. Человек, ее встречавший, в валенках, овчинном полушубке и меховой шапке, был счастлив.
Теперь-то он понял: если не случится ничего страшного, они будут неразлучны. Антонину Николаевну Пирожкову встречал писатель Исаак Бабель.
Впоследствии она вспоминала: «Приглашение Бабеля было предложением жить вместе. И мой приезд в Горловку… означал, что я приглашение приняла».
Антонина Пирожкова. Родилась в Сибири. В 31-м после окончания Сибирского института инженеров транспорта работала в конструкторском бюро Кузнецкстроя. А потом переехала в Москву и поступила в Метропроект. Имя Пирожковой — в числе тех, кто проектировал первую очередь Московского метро. И если донецкие метростроевцы на учебниках по строительству метрополитена увидят фамилию «Пирожкова», то это опять-таки она, Антонина Николаевна. Летом 32-го года она познакомилась с Бабелем. Исаак Эммануилович был ее первой и последней любовью. После его ареста и гибели замуж она больше не вышла. Впервые Бабель женился в 1919-м. Но вскоре его жена Евгения Гронфайн, дочь киевского промышленника, уехала в Париж «упражняться в художествах». В 25-м Бабель сошелся с Тамарой Кашириной. Но жизнь их не сложилась.
Бабель едет в Париж к Евгении Гронфайн, но возвращается один.
Бабель Исаак Эммануилович
А тем временем Тамара Каширина выходит замуж. Ее новый муж писатель Всеволод Иванов переименовывает сына Бабеля из Эммануила в Михаила и дает ему свою фамилию. Ивановы делают все возможное, чтобы оградить Михаила от Бабеля. И это им удается.
Летом 32-го тоска и одиночество отступают: Бабель встречает Антонину Пирожкову.
Осенью 1993-го воспоминания Антонины Николаевны Пирожковой. Годы, проведенные рядом (1932-1939) попадают в руки ответственного секретаря Донецкого общества книголюбов Галины Чумак. Она загорается:
Первые недели совместной жизни Бабеля и Пирожковой прошли в Горловке
Читай: медовый месяц. Вот бы найти этот дом, найти — и установить мемориальную доску. Ведь в следующем, 1994-м, Бабелю — сто! Но, увы, раз за разом из Горловки приходят неутешительные вести.
Этого дома нет, да и быть не может, — говорили ей по телефону. В годы оккупации Горловка пострадала настолько, что в живых осталось не более двадцати процентов всего жилого фонда, да и то… — писали ей в письмах. — Надо бы, — уговаривали — пораньше …
Бабель Исаак Эммануилович
Но однажды вечером — уже у меня — зазвонил телефон. Константин Сергеевич Трошкин, горловский краевед, откуда-то узнавший, что в Питере, на Невской дорожке Преображенского кладбища, прошедшим летом я обнаружил полуразрушенную могилу основателя Горловки Полякова, просил рассказать подробности. И еще: А правда ли, что русская балерина Анна Павлова — его родная племянница? Правда.
Не спросить о Бабеле краеведа из Горловки я не мог. Но вспомнив о разрушенном городе, Константин Сергеевич только посочувствовал. Прошло не больше недели. И вдруг, почему-то поздним вечером, Трошкин позвонил опять: Это Трошкин, из Горловки.
Дом, что вы искали, цел и невредим. Дом на двух хозяев, по Советской, 3.
Бабель жил в его правом крыле. Есть те, кто это помнит. Приезжайте…
О разговоре с Трошкиным я сообщил Чумак незамедлительно. И дело завертелось. Скажу сразу: без Галины Владимировны ничего бы не вышло. Она договорилась со скульптором — и в считанные месяцы мемориальная доска из розового гранита с металлическим барельефом Бабеля — очень тонкая и умная
Чумак преодолела нешуточные бюрократические препоны. Денег на установление, разумеется, не нашли. И тогда Галина Владимировна пускает в народ подписные листы. Сдавали кто сколько мог. Откликнулись сотни.
И в день юбилея — 13 июля 1994 года, как принято говорить, при большом стечении народа, памятная доска в Горловке на улице Советской была открыта.
А из Москвы в адрес Чумак пришла телеграмма: «Радуюсь открытию… Благодарю за добрую память… Пирожкова-Бабель». И тут начинается самое интересное.
Бабель Исаак Эммануилович
А ведь этот дом — совсем не тот, — сразу же после открытия заявил мне горловский краевед Александр Васильевич Шевченко. — И об этом я писал неоднократно. А вскоре мне на глаза попадается его статья «Бабель в Горловке» — в горловской «Кочегарке» за 9 июля 1994 года.
На доме, обнаруженном Трошкиным, она ставит крест: «В Архитектурном переулке стоит двухэтажное каменное здание, которое, по рассказам старожилов, было построено в 1927 году. Однажды в разговоре с бывшим директором народного исторического музея Ф. Самохваловым мне удалось узнать, что в 1933-35 годах в этом доме жил секретарь горловского горкома партии Вениамин Яковлевич Фурер… Одним из его гостей, приезжавших в Горловку в декабре 1933 года, был писатель Исаак Эммануилович Бабель…»И уж совсем меня сбила с панталыку областная «Жизнь», 27 июля того же года сообщившая, что «на двухэтажном каменном здании в Архитектурном переулке в Горловке… открыта мемориальная доска, которая свидетельствует, что в этом доме останавливался И.Э. Бабель». А ведь со дня открытия единственной в Горловке бабелевской доски на улице Советской прошло всего лишь две недели… И тут мне ничего не оставалось, как за правдой поехать в Москву. «Как, она еще жива, вдова Бабеля?! — удивлялись знакомые. — Если Бабелю — сто… Не может быть!»
Но — «бывает небываемое»! Дом №24 в Петровско-Разумовском проезде я нашел без труда.
Многоэтажный добротный, из красного кирпича. В тихом, уютном месте в глубине двора, писательский. Восьмой этаж, квартира 137. Дверь открыла женщина средних лет, небольшого роста, очень ладная, симпатичная и обаятельная.
- Могу я видеть Антонину Николаевну Пирожкову?
- Антонина Николаевна — это я.
Мое изумление было таково, что, увы, стало ей заметно, она повторила еще раз, что Пирожкова — именно она, и улыбнулась. Слушаю вас.
Рассказав о горловских изысканиях, спросил: — Вот, прошло шестьдесят лет, помните ли вы хотя бы улицу, где жили тогда?
- А я и не знала официального адреса.
Я приуныл.
- А вот план дома — нарисую.
Бабель Исаак Эммануилович
И в считанные минуты она со знанием дела набросала план того самого дома (см.рисунок, для сравнения в том же масштабе приводим план дома по Советской, 3 из его техпаспорта), Рисуя, поясняла: «Смотрите, в этой комнате жили мы с Бабелем, — и тут же писала: «Мы с Бабелем». — А в этой комнате в ту новогоднюю ночь стоял стол, — рисовала план стола. — Вот здесь, смотрите, сидел Бабель, а напротив — Фурер и я. Об этой ночи вы прочтете в моих воспоминаниях… Впоследствии я прочитал: «За столом под Новый год Фурер смешно рассказывал, как его одолевают корреспонденты, какую пишут они чепуху и как один из них, побывавший у его родителей, написал: «У стариков Фуреров родился кудрявый мальчик».
Бабель смеялся, а потом часто эту фразу повторял… Еще раз упомянув о горловском доме, Антонина Николаевна уточнила, что дом был на двух хозяев, жили они в правом крыле.
Об этажности она не говорила. Но если бы дом был двухэтажный, не сомневаюсь: упомянуть об этом она бы не преминула… Так что Архитектурный переулок в любом случае отпадает…
Наша единственная встреча состоялась 11сентября 1995 года и длилась около сорока минут. В тот же вечер — по памяти — я записал то, что вспомнилось. Антонина Николаевна делала все возможное, чтобы разыскать пять папок арестованных рукописей Бабеля. Что в них — она могла только догадываться. Возможно, лучшее из того, что Бабель написал.
Возможно, Бабель в них — «совсем другой». Очень жалела, что никогда не нарушала этот запрет.
Бабель сказал мне, что я не должна читать написанное им начерно…»Возможно, там был роман о чекистах, над которым Бабель работал последние годы (неспроста же он бывал в доме у Ежовых). А еще — удивительная повесть на донецком материале, где главное действующее лицо — очень похожее на Беню Крика, но не Беня, а Коля, «Коля Топуз». Из «Воспоминаний Пирожковой»: «Коля Топуз работает в колхозе в период коллективизации, а затем в Донбассе на угольной шахте… Создается много веселых ситуаций».
Бабель жил и работал в Сталино
Так вот почему Бабель приезжал в Донбасс неоднократно, ездил по области, встречался с горняками, «выпытывал», спускался в забои! Кстати, жил он и в Сталино, снимал квартиру в районе нынешнего ЦУМа (я проверил, но где именно — никто уже не знает, никто уже не помнит).
Часами не вылезал из шахты «Смолянка»: «привязывал» Колю Топуза к местным условиям. Разумеется, и будучи в Горловке, Бабель очень интересовался работой забойщиков. Смолянка — пролетарский район Донецка, с одной стороны — террикон, с другой — трубы завода Химреактивов, а посредине, в непролазной весенней грязи, тонут бараки времен 50-х. С ним в шахту спускалась и его молодая супруга. И оставила после этого вот такие воспоминания: «Руки и ноги вскоре онемели, сердце заколотилось, и я, например, была в таком отчаянии, что готова была опустить руки и упасть вниз».
И даже в декабре 1935 года, когда Бабель вновь приезжает в г. Сталино для участия в работе Второго вседонецкого слета литкружковцев, он выкраивает время и встречается с шахтерами. И, конечно, не из праздного любопытства, не для птички-галочки, а для того, чтобы сделать своего Колю настоящим шахтером…Рукопись не сохранилась. Пирожкова очень хотела, чтобы ее воспоминания о Бабеле, в полном объеме на русском языке книгой ни разу не выходившие (их опубликовал только журнал Литературное обозрение), были впервые напечатаны в Донецке.
Увы, по прибытии в Донецк от различных издательских деятелей я получал одни отказы: «Ну что вы? Это же неактуально!» Теперь-то они спохватились, теперь-то они хотят. Да жаль, поезд ушел…
Но несмотря ни на что, Бабель в глазах Донбассовцев навсегдазапомнится жизнерадостным, добрым малым, своим парнем, а таких в Донецких краях уважают.
- Статью по мотивам повествования В.М. Верховского подготовил М.Л. Кантор, журналист
