В столице шахтерского Донбасса, Донецке, есть старинный металлургический завод. Щербатые стены его помнят еще первую мировую войну и «гражданку». А ветераны, которые сейчас на отдыхе, рассказывают молодежи о тех далеких временах, когда здесь, на Юзовке, начинал свою трудовую жизнь замечательный металлург академик И. П. Бардин.
Бывало, не раз в день забегал он в мартеновку, тот самый цех, в котором трудится сейчас Владимир Перебейнос, сталевар… Ехала я к Перебейносу не без тревоги: депутат Верховного Совета СССР, человек занятой, как еще примет?
Дверь открыл высокий, широкоплечий здоровяк в белоснежной рубашке с мягким отложным воротником, открыл и, ослепительно сверкнув зубами, зарокотал:
— А, корреспонденты… Проходите, проходите — Он уже был оповещен.
Я не удержалась:
— Вы и есть товарищ Перебейнос? Такой молодой? А мы думали, вы пожилой человек с запорожскими, лихо закрученными седыми усами!..
— Я действительно запорожский, и батько и маты с Сечи. Решил как раз их повидать, сегодня в ночь и поеду.
Как же, ехали специально к нему из Москвы. Материал запланирован в номер. Не можем же вернуться в редакцию с пустыми руками!..
— Ну, пожалуйста, хоть на денечек задержитесь…
Потихоньку начинает рассказывать о себе. Только очень уж скунс. Прямо как по анкете. Родился в двадцать девятом, а с тридцатого здесь, в Донецке. В те голодные на Украине годы хлебопашец подался в шахтеры, в них и остался по сей день Дмитрии Перебейнос, недавно на пенсию вышел. А сын? Ходил, как все ребята г школу. Но не доучился — война помешала. В сорок первом перешел только в шестой, Жил с отцом недалеко от Юзовки, на Смолгоре. На глазах мальчонки гасли, а потом превращались в груды мет1лла и камня мартены… Очень больно было видеть ему все это. Бывало, мартены, как добрые соседи-великаны, всегда стояли рядом: вставал — дымили трубы, ложился спеть — курились по-прежнему легким румянцем. И вдруг все омертвело…
В сорок третьем, как только .выгнали немцев, не раздумывав пошел Володя в ремесленное училище при металлургическом заводе. Мог бы идти в школу, отец прилично зарабатывал, да захватили Володю мартены. Вечерами бегал в вечернюю семилетку. День занимался, а на другой разбирали с мастером развалины: очень уж хотелось, чтоб поскорее заполыхали печи. Учился он жадно, об этом мне потом рассказывали его учителя. Был -старостой группы, рвался все побыстрее к мартенам. Через два года получил приличный разряд. Но тут вышла осечка: не хватало парнишке лет, не допустили его в цех. Пришлось шестнадцатый годок добирать снова в ремесленном.
Дальше? Дальше подручный сталевара, а потом сталевар. Двенадцать лет уж как сталевар.
Умолк, будто защелкнул замочек. Ох, и немногословен же наш собеседник! Ничего он не говорит о себе как работал, как ставил рекорды, как варил рецептурную сталь. Скромен. Тогда я прошу показать регалии, ведь, наверное же, есть они у него! Владимир Дмитриевич нехотя идет в другую комнату, достает коробку и вываливает ее содержимое на стол. Веером рассыпаются грамоты, свидетельства, значки и медали А вот и орден «Знак Почета». Он был вручен шесть лет назад за успехи, достигнутые в развитии черной металлургии. И еще в коробке лежали фотографии. Их много у него — сам увлекается. Это вот Польша, Новая Гута. А это более давние времена — Китай. В Шанхае провел тогда скоростную плавку. А вот совсем свежий снимок зимы этого года. Пальмы. Заморские диковинные растения. И конница в коротких брючках Оказывается, Африка. Далекое молодое государство Нигерия. В нем был сталевар Перебейнос полномочным послом нашей страны — в составе парламентской делегации Верховного Совета СССР.
Спрашиваю про депутатские дела. И тут он сдержан. Не один он, нет, а вместе с кандидатом в члены ЦК КП Украины Бычковым, мастером мартеновского цеха, ездил в Киев. Совнархоз урезал заводу денежные средства на жилищное строительство, пришлось обратиться в Совет Министров республики. Хлопоты увенчались успехом. А еще? Приемы избирателей, разные персональные дела… Снова замолчал Перебейнос.
— Сколько лет депутатом? С 1958 года. Второй раз уже. А как страшно было вначале! — И тут он оживляется. — Забоялся такой огромной ответственности. Люди стали с разными бедами обращаться. Побежал к Малахе, начальником цеха работал тогда у нас. Много он дал мне дельных советов и наставлений. Он же меня и в партию рекомендовал…
Больше ничего я не услышала от него в тот вечер, но уходили мы обрадованные: согласился задержаться из-за нас…
Утром троллейбус привез нас на завод. Вышли на остановке и… потеряли нашего спутника. Один человек подошел к Перебейносу, другой, и вот его уже не стало видно. Все его здесь знают, каждому есть, что сказать ему. Наконец он выбрался и ведет нас к проходной.
Слева от нее утонул в зелени беленький одноэтажный домик.
— Тут была когда-то моя первая, начальная школа, — замечает он. Так близко от завода, прямо под его стенами. Boт откуда знакомство у него с Юзовкой. А ремесленное училище – у другой проходной.
За Бахмуткой, крохотной речкой-ручейком, петляющей по заводу, уперлись в небо в восемь тонких черных «сигар», Это трубы мартенов. Перебейносовская «сигара» — крайняя справа, первая. Над ней парит оранжевато-коричневое легкое опахало
— Загружается сейчас печурка. Шихту принимает, — комментирует сталевар.— А вон та, третья, с чуть заметным, как от папиросы голубым дымком, выдает сталь…
Мартеновский встретил нас пыхтеньем паровозов, слепящими сполохами у леток и изложниц, бесконечно снующими кранами, крюки которых возникали в самых неожиданных местах.
— Привел я как-то экскурсию, ребят Валеркиного класса, — сын Перебейноса учится в восьмом, а дочки-двойняшки еще не доросли до школы, — вот было хлопот! Чуть не разбежались, шустрые. Им хотелось и туда и сюда. Пришлось всю нашу бригаду в конвой отрядить. Так и ходил класс по заводу, как арестованный. К вам я не буду снаряжать охрану, но все ж поаккуратнее, а то зачерпнет невзначай вас ковшиком, пока я переоблачусь…
Настроение у моего коллеги отличное. Пока он будет ловить солнечные лучи, бьющие сквозь перекрытия, и искать «точки», с которых выгоднее всего фотографировать, я попытаюсь найти то, чего не сказал о себе Перебейнос. Прежде всего в отдел кадров, к трудовой книжке. Бывает, что и она рассказывает…
Первые страницы не дали мне ничего нового. Но вот листки сведений о поощрениях и награждениях. Исписаны все до одного. Даже не хватило. Пришлось вклеивать вкладыш. Но и он кончается. Премирован за скоростную плавку. За досрочное выполнение специального задания. За получение высоколегированной стали. Вспоминаю, говорил мне Перебейнос, что печи у них небольшие, но зато можно получать в них особью, сложнейшего состава стали с тончайшими добавками. На Украине такие стали больше нигде и не выплавить. А он, значит, наипервейший специалист по ним. Умолчал и об этом!
В личном деле лежала копия характеристики, которая куда-то посылалась. За стандартными фразами таился глубокий смысл: «В совершенстве освоил профессию сталевара…», «Заправляет печь во время выпуска плавки…», «Сократил простои при наварке пода…», «Снизил затраты на производство тонны стали…» А вот еще одна запись: «За активное участие в ликвидации аварии, вызванной пожаром ковша…»
…Какой пожар?! Где?! Когда? И я спешу снова в цех, ищу очевидцев.
Показали мне такой «ковшик». Черный котел метра четыре в высоту и метра три в диаметре полулежал возле мартена. Таких ковшей здесь много. Когда сталь готова, разливочный кран подает их к мартенам, к расплавленному готовому металлу. Ковш выложен специальным кирпичом. Кладка через определенное время меняется. И никаких происшествий обычно не бывает. Случай был из ряда вон выходящим. В тот раз футеровка днища, вероятно по недосмотру каменщика, прохудилась и ковш прогорел. Огненная лава стала растекаться, превращаясь в озеро и сжигая все на своем пути. Немедленно были приведены в действие огнетушители, шланги с водой, песок… Вода мгновенно превращалась в пар. В это время Перебейнос, прибежавший от своей печи, увидел, как огненные языки заметались по фермам, стала гореть электропроводка. Он окунулся в облако пара, полез, волоча за собой шланг, на кран и погасил на нем языки.
А сам он, когда я напомнила об этом эпизоде, рассердился, стал даже отказываться от своего в нем участия.
Что же касается его общественного лица, то сама депутатская деятельность говорит за себя: не выбрали б его второй раз, если б не оправдал доверия своих горожан.
На третий день Перебейнос окончательно решил уезжать. Но узнал, что собираем утром всех его учеников, и снова передумал. Только закрылась дверь за последним из них, как кто-то постучал. На пороге — сам Владимир Дмитриевич.
— Ура! — гаркнули навстречу ему семь высоченных дюжих хлопцев.
— Здорово, орлы! — в тон приветствовал он их. Разве мог устоять, когда в сборе такая редкостная компания: все мартенщики, которые с его легкой руки вышли в подручные и сталевары. Другой раз захочешь — и не встретишься: разошлись все по разным печам да по разным сменам!.. Чтоб варить сталь по-перебейносовски.
Автор — Г. Куликовская
Источник — журнал "Юный техник", №9, 1964 год
