Разгром противника в районе Таганрога и успешно развивавшееся в это время наступление войск Юго-Западного фронта создали непосредственную угрозу донбасской группировке немцев. Однако 6-я немецкая армия в результате восстановления потрепанных в боях дивизий и пополнения новыми соединениями, переброшенными с других участков советско-германского фронта, представляла еще значительную силу. Она имела в своем составе 15 дивизий, из них три танковые.
К 1 сентября противнику удалось из района Саур-Могилы нанести контрудар, отбросить некоторые части 5-й ударной армии и выйти к тылам 2-го и 4-го гвардейских мехкорпусов, отрезав их от наступавших следом частей той же 5-й ударной, а также 2-й гвардейской армий. Но на большее враг не рискнул. Чувствуя, что сам может попасть здесь в ловушку и быть уничтоженным войсками второго эшелона фронта, он с наступлением темноты начал отвод своих войск на новый оборонительный рубеж.
Мы вовремя получили сведения об этом. Однако они требовали тщательной проверки. А еще больше нас волновало то, что два наших механизированных корпуса, узнав о выходе противника на их тылы и не желая еще больше отрываться от своих войск, приостановили наступление.
Обеспокоенные создавшимся положением, Военный совет фронта и представитель Ставки одобрили мое предложение об установлении личного контакта с мехкорпусами и поручили мне самому отправиться к Танасчишину, а затем к Свиридову, разобраться там в обстановке и на месте принять соответствующее решение. Это было уже под вечер, и мне следовало торопиться. Августовская ночь не длинна, а я мог уверенно выполнять свое задание только под прикрытием темноты.
Василевский, Толбухин и Гуров, провожая меня, очень волновались. Они пожимали мне руку так, словно расставались навсегда…
До реки Миус и несколько километров после нее я с офицерами связи ехал на автомашине. Потом мы вынуждены были продолжать свой путь пешком. В темноте натыкались на разрушенные доты, землянки, окопы.
То и дело приходилось сверяться по карте и компасу. Нас особенно беспокоили минные поля. Попасть на них ночью очень легко.
Кругом пахло гарью и трупами. То справа, то слеза неожиданно вырастали разбитые немецкие танки. Иногда встречались небольшие группы наших солдат. Одну из таких групп я остановил:
— Что, хлопцы, делаете?
В ответ кто-то сердито буркнул:
— Не видишь, что ли, — своих разыскиваем. Хоронить утром будем.
И тонкий луч карманного фонарика заскользил по земле — солдаты двинулись дальше.
Со мной в качестве проводников были два офицера — один из 5-й ударной армии, другой из 2-й гвардейской — да еще два автоматчика. Мы шагали довольно быстро, но соблюдали все меры предосторожности.
Обычно при подходе к линии фронта видишь беспрерывно взмывающие в небо осветительные ракеты, слышишь неумолчную перебранку пулеметов. А тут ни освещения, ни стрельбы. Это все больше убеждало меня в достоверности сведений об отходе немцев.
— Правильно идем? — спросил я офицера связи из 2-й гвардейской армии.
— Совершенно точно. Мне эти места хорошо известны, — ответил он.
— А по-моему, — вмешался в разговор один автоматчик, — надо немножечко правее держаться…
— Этот солдат тоже местный, — пояснил офицер.
— Значит, следует принять его совет?
— Следует.
— Ну, хорошо, — согласился я, и мы зашагали еще увереннее, взяв несколько вправо.
Немного погодя увидели впереди темнеющую громадину танка. Я послал солдата выяснить, чей он — наш или немецкий. Тот пополз и, возвратившись, доложил:
— Танк-то свой, но возле него часовой с автоматом. Заметит нас и без всякого оклика резанет в темноту длинной очередью.
Но часовой все же нас окликнул:
— Стой, кто идет?
Я назвал фамилию командира 4-го гвардейского механизированного корпуса. Лишь когда мы приблизились вплотную, лейтенант, сопровождавший меня, объявил часовому правду:
— Это генерал из штаба фронта…
Мы вышли точно на командный пункт 4-го гвардейского механизированного корпуса. Он хорошо охранялся. Пока нас вели по каким-то тропкам, мимо танков и орудий, пришлось несколько раз объясняться с часовыми.
Наконец мы подошли к нужной нам землянке. Землянка глубокая, с кривым ходом. Нетрудно было догадаться, что она досталась в наследство от гитлеровцев.
Внутри оказалось очень много офицеров. Табачный дым стоял густым неподвижным облаком. На меня сначала никто не обратил внимания. Я перешагнул через какие-то ящики и оказался перед столом.
— Начальник штаба фронта? — удивился командир корпуса. — Как вы оказались здесь… в тылу противника?..
— Смотал удочки ваш противник, — отрезал я. — Как только стемнело, так он и ушел, не спрося вас.
— Быть не может. Вечером к нам не могли пробиться даже танки, сопровождавшие цистерны с горючим.
— Вечером было одно, а сейчас другое…
С трудом преодолевая замешательство, командир корпуса стал давать срочные указания по разведке противника. Я подбодрил его:
— Ничего… На войне все бывает. Значит, не силен враг, если бежит без боя. Давайте сюда вашу карту…
