О Великой Отечественной войне написаны научные тома, воспоминания маршалов и фронтовиков, газетные статьи. И, как правило, военные события в них представлены в разрезе официальных установок Госкомитета обороны и Генерального штаба Советской Армии. Мемуары часто писали не участники событий, а «посредники». Ветераны, с которыми я общалась, всегда рассказывали об одной стороне фронтовой жизни: как они воевали.
Георгий Правдиченко
На этом фоне с большим интересом читается книга «О времени, событиях, о себе» (в двух частях). Ее автор — участник боевых действий Великой Отечественной войны, кавалер двух орденов «Красная звезда» и других наград Георгий Правдиченко. Книга написана откровенно и правдиво, подготовлена очень грамотно, с пояснениями и комментариями. Ведь Георгий Андреевич — кандидат исторических наук, доцент, заслуженный работник высшей школы Украины. Главная ценность его мемуаров в публикации писем с фронта своих и брата Валентина Андреевича, которые сберегла их мама Полина Васильевна. Солдатские треугольники были источником радости и надежды, а для кого-то — вестниками горя. Они знакомят читателей с живыми строками, которые оставались за кадром военных действий — искренними чувствами, мыслями и переживаниями, деталями фронтового быта…
А завтра была война
21 июня 1941 года в школе №26 города Сталино у Георгия Правдиченко был выпускной вечер. Как и его одноклассники, он строил планы на будущее, направил заявление в Ленинградское военно-морское училище, увлекался историей и географией. В тот вечер никто из вчерашних школьников не знал, что война заставит отложить мечту в долгий ящик, а для кого-то она уже никогда не осуществится. 9 июля Георгия призвали в армию, а всего через два месяца он совершил первый полет на бомбардировщике «ТБ-3″.
Из письма к родителям от 13 апреля 1942 года:
«Я — курсант Канской (харьковской) военно-авиационной школы стрелков-бомбардиров. Предметы трудные, но даются легко. Живу хорошо, питание хорошее, на завтрак вот уже 9 месяцев получаю масло. В дни полетов — летный, удвоенный паек масла, котлет, какао. Постель хорошая, как дома».
Из письма 25 апреля 1942 года:
«У меня произошли большие изменения. Был я штурманом, стал артиллеристом. Нашу военно-авиационную школу расформировали, и я попал в артиллерию. Сейчас я курсант Сумского артиллерийского училища имени М.В. Фрунзе в Ачинске».
Вспоминая обстановку в училищах, Георгий Андреевич отмечает, что в авиашколе, несмотря на напряженные график учебы, царила спокойная обстановка. Не было случаев нервозности со стороны преподавателей и командного состава. Отношение к курсантам было уважительным и на «вы». «Особенно запомнился внешний вид комсостава: гимнастерки цвета «кофе с молоком», голубыми петлицами, портупея через одно плечо, красивые кожаные планшетки, почти до колен свисавшие на ремнях с плеч. От комсостава исходил какой-то особый запах: сочетание авиабензина, перкаля (им обтягивали самолеты) и свежести высотного воздуха», — пишет ветеран.
Сравнение автора явно не в пользу артучилища. Там была совсем другая атмосфера: «Первое, что нас «приземлило» — встреча с руководством училища. В казарму вошла внушительная группа командиров, все курсанты выстроились в ряд и услышали такую «руладу», что просто онемели. Выяснилось, что кто-то из новичков замешкался при выполнении команды, и это отразилось в наборе слов, который мы услышали из уст полковника — начальника училища».
На фронте
Впрочем, как ни было трудно в артучилище, время учебы закончилось. Из его стен Г.А. Правдиченко вышел молодым лейтенантом истребительно-противотанкового артиллерийского полка.
Из письма 7 февраля 1943 года:
«Наконец-то я прибыл к месту назначения (город Тейково, село Щепенки). Часть полностью сформирована и готова к отправке на фронт. Одет я хорошо: валенки, суконное обмундирование, телогрейка, ватные брюки. Буду получать 950 рублей».
В конце марта артполк расформировали и молодых офицеров направили в распоряжение Главного управления артиллерии в Москву. Георгий Андреевич отмечает: «С нами поступили очень благородно. Нас не просто направили куда попало служить, а выяснили наши желания и удовлетворили их. И это, несмотря на строгое военное время. С каждым из нас лично беседовал Командующий воздушно-десантными Войсками М.М. Громов, прославленный летчик, Герой Советского Союза».
Из письма 20 июля 1943 года:
«Привет с фронта! С 8 июля нахожусь на переднем крае. Очень многое пришлось пережить и с очень многим познакомиться. Фрица гоним, но нельзя ручаться за жизнь каждую секунду».
В этих скупых строках речь идет о кровопролитных боях на Курской дуге и танковом сражении под Прохоровкой, о котором много написано и показано в кинофильмах. А вот как выглядит это событие глазами участника битвы:
«В этот бой мы вступили вместе с танками и самоходками нашего 18 корпуса и практически не имели ни времени, ни возможности хотя бы элементарно оборудовать огневые позиции. И вели огонь по немецким позициям «с колес», прямой наводкой, не успев ни ровики открыть для орудийного расчета, ни укрепить пушку. Нервное напряжение было неимоверным, вести огонь приходилось стоя у орудия, без укрытия. Обстановка накалялась с каждой минутой: от дыма горящих танков (немецких и наших) потемнело вокруг, с дымом распространялся и смрад от горевших человеческих тел. «Тигры», «Пантеры», «Фердинанды» продолжали натиск. И в условиях невероятного огненного ада не выдержали нервы у командира 1-го орудия моего взвода сержанта Семена Лучина, смелого парня, награжденного медалью «За отвагу». В какой-то момент Семен опустился на колени около орудия, распластался, пальцами рук вцепился в землю и отчаянно крикнул: «Матушка-земля, раздвинься!». Конечно, это был минутный всплеск эмоций, и Семен продолжил бесстрашно вести огонь до конца тяжелейшего сражения».
9 августа 1943 года произошло событие, потрясшее молодого лейтенанта до глубины души. Батарея участвовала в боях за освобождение села в Богодуховском районе Харьковской области. Георгий расположился возле орудия, чтобы было удобно наблюдать и вести корректировку огня. Стоя на коленях у колеса пушки, он отдавал команду расчетам первого и второго орудий. Вдруг ранило наводчика второй пушки, и лейтенант отправился к ней, чтобы переставить орудийный расчет и эвакуировать раненого. Когда он вернулся, его место было занято пехотинцем, который стрелял из карабина по немцам. Он не стал мешать солдату и пристроился рядом, продолжив руководить стрельбой орудий. После очередного залпа, Георгий собирался подать очередную команду и, повернув голову в сторону первого орудия, внезапно ослеп и оглох. «Чувствую, что я живой, но ничего не вижу. Наконец, пальцами рук разлепил глаза и вижу, что пехотинец продолжает стоять на коленях, но верхней части головы у него нет. Ее как бритвой срезало снарядом, а мозги солдата залепили мне глаза, уши, волосы, гимнастерку, рот. Я стал судорожно счищать с лица все, что налипло. Ни у кого в этот момент не оказалось воды. Это был настоящий шок», — вспоминает ветеран.
Из госпиталя в госпиталь
22 августа 1943 года после ожесточенных боев на подступах к Харькову, возле села Пересечное Георгий был ранен. Вот как это произошло. Наступило затишье после битвы, приехала полевая кухня, накормила бойцов обедом, они отдыхали на огневых позициях. В это время подошел солдат из другой части и сообщил, что по дороге движется немецкая колонна. «Я направился выяснить остановку, остановился и стал обозревать местность. Действительно, по дороге шла колонна танков, автомашин и огибала расположение наших огневых позиций. Но не только я обнаружил противника. И он меня засек по бликам бинокля. Ни выстрела, ни полета мины я не услышал, поскольку в меня, по сути, было прямое попадание. Меня не только посекло осколками, но и оглушило взрывной волной. Только спустя некоторое время вернулось сознание, и я обнаружил, что лежу навзничь, разбросав руки, вокруг тишина, передо мной чистое, голубое небо», — рассказывает Правдиченко.
Осколки изрешетили все тело бойца, вместе с ними в организм попали частички белья, кирзовых сапог. Рваные раны гноились, заживали долго и тяжело. Поэтому в госпиталях он лечился более четырех месяцев, до января 1944 года. Большую часть времени пришлось провести в постели и только в ноябре Георгий начал ходить с помощью костылей, потом — с палочкой. Ежедневно сталкивался с изувеченными товарищами по оружию, тягостных впечатлений ему хватило на всю жизнь.
Самые страшные ощущения пришлось испытать в госпитале в Волчанске. Однажды два санитара привезли Георгия в операционный (перевязочный) зал и положили на один из столов. В ожидании врача он повернул голову и увидел, что под соседним столом стоит тазик, в котором лежит отпиленная ниже колена часть ноги. «Самое ужасное, что на той ноге рана была похожа на мою, и мне стало не по себе, я решил, что такая же участь ждет и мою ногу. Когда ко мне подошел хирург и начал осматривать раны, я с дрожью в голосе спросил: «Мне тоже отрежете ногу?». Врач улыбнулся, поднял обрубок из тазика и объяснил, что там произошло омертвение тканей, и начиналась гангрена. «А у вас, молодой человек, рана свежая, ткани розовые, и отрезать вам ногу не будем», — закончил врач», — вспоминает Георгий Андреевич.
Больше месяца его соседом по палате был тяжелораненый боец. «Оказалось, что мы оба Георгии, оба лейтенанты, одногодки, и ранило нас почти в одно и то же время под Харьковом. Но моему тезке досталось крепко — осколками ему изуродовало все лицо, голову, один глаз был полностью выбит. После нескольких операций его готовили для отправки в Москву в «институт красоты». В своем письме к любимой девушке Светлане Георгий сгустил краски и написал, что стал полностью слепым и без рук. Но она не дрогнула и сообщила, что любит и ждет его», — пишет фронтовик.
И снова в бой
В конце января и по 24 февраля Правдиченко принимал участие в тяжелейших боях по ликвидации вражеской группировки под Корсунь-Шевченково. Причем, воевать пришлось в крайне неблагоприятных погодных условиях. Внезапно наступившая оттепель и распутица усложняли передвижение войск и их снабжение горючим и боеприпасами. Грунтовые дороги не выдерживали никакой критики. Местами невозможно было продвигаться даже на волах. В пути застревали не только тягачи с боеприпасами, но даже танки.
Из письма 16 мая 1944 года:
«Вчера я получил орден «Красная Звезда»! Для меня это большая радость! Живу в Румынии, изучаю румынский язык, он не очень трудный».
В наградном листе к ордену от 12 августа 1943 года поясняется: «В боях с 3 по 6 августа 1943 года, командуя огневым взводом, стойко и решительно проявлял отвагу и мужество. 3 августа взвод Правдиченко подбил и уничтожил пять автомашин противника с грузом и боеприпасами, выведено из строя до 10 машин противника. 4 августа подавлена деятельность трех танков. Развил интенсивный огонь взводом по скоплению пехоты и автомашин противника, уничтожена группа солдат и офицеров. За боевую деятельность достоин награждения орденом «Красная Звезда».
Из письма 22 июля 1944 года:
«Сегодня у нас большой концерт — приехал красноармейский ансамбль песни и пляски под руководством Зиновия Дунаевского. Такая вещь для нас, фронтовиков, — редкое явление. Все остались очень довольны. Исполнялись фронтовые, русские народные и украинские песни и пляски».
Из письма 30 октября 1944 года:
«Сегодня мне исполнился 21 год. А если бы вы знали, какое чувство у меня было четыре дня тому назад, — я не был уверен: доживу ли я до своего 21-летия. Ведь на войне бывает всякое. Вот уже четвертый раз встречаю свой день рождения вдали от вас. Когда же наступит день, чтобы мы все собрались и отпраздновали все наши именины? Как надоело скитаться по чужой стороне. Хочется быть дома, жить тихой, мирной жизнью».
Из письма 10 января 1945 года:
«Долго вам не писал, и на то были причины. Начиная с 20 декабря 1944 года и по вчерашний день, я находился на переднем крае. Новый 1945 год встречал под свист пуль и грохот разрывов. Была очень веселая обстановка, такая, что вы даже представить не можете. Все дни были очень тяжелые бои, и я удивляюсь, какими судьбами остался жив. Да, интересное у меня было настроение под Новый год, в 23.30 я сидел под мостом (вместе с солдатами), а вокруг меня ложились мины и снаряды, сухим треском разрывались трассирующие пули. В эту ночь я ходил в тыл к противнику в разведку. Да, эта ночь мне надолго запомнится».
Лицом к лицу с врагом
В то время Георгий пережил еще одно сильное потрясение. В тот день завершилось окружение Будапешта. Обстоятельства так сложились, что ему пришлось убить двух фашистов. Он со своим взводом прочесывал местность возле автотрассы. И неожиданно на дороге показалась легковая машина с пассажирами в форме СС. Автомобиль остановился, Георгий подбежал, направил пистолет в сторону водителя и приказал поднять руки. Но никакой реакции не последовало.
«Я не спускаю глаз с немцев (второй — майор, держит в руках наш автомат ППШ). Они смотрят на меня. Наступило какое-то оцепенение: вижу близко от себя простые человеческие глаза, они мне не угрожают. И я ничего не предпринимаю. Но что-то меня заставило перевести взгляд с глаз на руки водителя, а он откручивал запал ручной гранаты. И когда я это увидел, мой указательный палец сам надавил на спусковой крючок, и я выстрелил в водителя и сидящего с ним рядом эсэсовца. Стреляя из орудий по противнику, мы многих убивали, частенько видели попадание наших снарядов, но чтобы лично самому, да еще с такого расстояния… Мне было не по себе, хотя в той обстановке другого выхода не было», — вспоминает Георгий Андреевич.
В те дни произошло еще одно событие, о котором ветеран всегда вспоминает с большим сожалением. Взвод Правдиченко находился в укрытии, чтобы не засекли фашисты с противоположного берега Дуная. Шофер батареи Павел Веселов принес на огневую позицию обед. «Мы ели, а Паша «травил» анекдоты. Он был душой батареи, веселым, юморным, там, где он находился, всегда звучал смех. И вот, рассказывая нам очередную хохму, Паша вдруг на полуслове замолк. Мы продолжали опустошать котелки и ждали продолжения рассказа. Но он молчал. В его позе ничего не изменилось, я решил, что это один из его приемов и попросил продолжить. Но Паша продолжал молчать. Когда его подтолкнули, он повалился на бок, и мы решили, что он продолжает чудить. Ужас охватил нас, когда мы обнаружили, что Паша не разыгрывает нас, а убит. Трудно передать, что мы все пережили. Только что человек говорил и вдруг — мертвый. Оказалось, что в тот момент, когда он открыл рот, шальная пуля с противоположного берега попала ему в рот и смерть наступила мгновенно», — рассказывает фронтовик.
По мнению Георгия Андреевича, на территории Венгрии бои были намного сложнее, чем в Румынии. Этому способствовали затяжные осенние дожди, сильная усталость бойцов. В таких тяжелых условиях взвод обнаружил скопление танков противника. «На своем участке мы насчитали их несколько десятков. Вскоре, под прикрытием артиллерийского огня и авиации танковая армада двинулась в направлении нашего корпуса. Нам пришлось занимать оборону. Видя и слыша надвигающиеся танки противника, у солдат-пехотинцев переднего края, как отмечал Наполеон, «после величайшего напряжения возникло желание бежать». Чувствовалось, что вот-вот передний край дрогнет, и может возникнуть паника. И в этот момент на переднем крае появился генерал Говоруненко, в парадной форме, при наградах и Знамени корпуса, которое несли офицеры-знаменосцы. Это и был тот случай, который помог преодолеть возникший страх перед лавиной немецких танков. Врагу не удалось прорвать линию нашей обороны. Подошли дополнительные силы и позволили нам устоять. Наступление немецких танков захлебнулось», — поясняет дончанин.
Майор с щитом на шее
На фронте действительно всякое бывало, даже курьезные ситуации. Об одной из них поведал Георгий Андреевич. Это случилось в марте 1945 года неподалеку от Орошхаза в Венгрии. Колонна наших танков была вынуждена остановиться у перекрестка дорог, где горел подбитый немецкий танк «Тигр», рвались и разлетались боеприпасы. Возник затор, все ждали, когда погаснет пламя. И в это время налетели «Юнкерсы», а растянувшаяся колонна наших войск была отличной мишенью для бомбежки. Из-за глубокого кювета танки и «Студебеккеры» с пушками не могли развернуться ни вперед, ни назад. С приближением самолетов раздалась команда: «В укрытие!». Многие бросились бежать в сторону лесополосы. Георгий остался на месте, так как невозможно понять: куда упадет снаряд с самолета, и отлично видел, что происходило вокруг. Высокий майор резво бежал подальше от застывшей на дороге колонны танков и машин. Но на пути бежавших оказалось препятствие — снегозащитные щиты с отломанными кое-где досками. В один из таких проемов просунулся майор, но лаз для него был узким и щит завис на его плечах. Те, кто видел майора со щитом, смеялись, несмотря на бомбежку. А над майором потом еще долго подшучивали.
В начале мая все чувствовали, что война «на исходе». 8 мая танковый корпус Правдиченко находился примерно в 140 километрах от Вены. Поздно вечером офицеры осмотрели обстановку на переднем крае, наметили место огневой позиции батареи, чтобы занять ее на рассвете 9 мая. На линии фронта было очень неспокойно, полыхали зарницы выстрелов. Все легли спать с тяжелым чувством оттого, что через несколько часов предстоит снова вступить в бой.
«Разбудил меня радист взвода Павел Гаврилов: «Лейтенант! Война закончилась!» — кричал он. Я, естественно, не поверил. Посчитал, что он шутит. Но Паша продолжал настойчиво меня тормошить. И я не мог не поверить в искренность его слов. Подойдя к рации, я услышал голос диктора Левитана, возвещающего о капитуляции Германии. Это было около часа ночи 9 мая. Объявив солдатам взвода подъем и новость об окончании войны, я побежал сообщить эту радостную весть командиру полка. Вернувшись в расположение взвода, я увидел, что мои орлы уже отмечали Победу хозяйским вином. Вот так в небольшом австрийском селении в предгорьях Альп наступил для меня последний день войны», — вспоминает Георгий Андреевич.
Из письма 10 мая 1945 года:
«Позавчера вам писал письмо в войну, а сегодня пишу в мирной обстановке. Вот и дождались конца войны и теперь уже можно надеяться на скорую встречу. Все уже прошло, все ужасы войны остались позади, впереди веселая и счастливая жизнь».
После войны Г.А. Правдиченко окончил исторический факультет Сталинского пединститута. С 1951 по 1959 годы преподавал там историю КПСС, в том числе и будущему Герою Украины Василию Стусу, и заместителю главного редактора «Вечернего Донецка» Николаю Колеснику. Много лет Георгий Андреевич проработал в ДИСТЕ (ныне ДонНУЭТ имени М. Туган-Барановского), был проректором по вечернему и заочному обучению. Уже будучи на пенсии, председатель совета ветеранов вуза Правдиченко, по предложению ректора ДонНУЭТа А.А. Шубина, создал музей истории университета.
- Читала Марина ПАРХОМЕНКО
- Источник: Вечерний Донецк
Спасибо!
Изменить