Времена тотального дефицита и развитого социализма сегодня вспоминаются с налетом грусти. Может быть потому, что мы стали старше, а наша молодость осталась там, а может быть и… Наверное ни один мудрец не сможет объяснить, почему для многих прошедшее время, в большинстве случаев, это хорошие воспоминания. Напомним еще об одной странице городской жизни — Книжном рынке. Он полулегально существовал с начала 1970-х, сменил несколько мест своей дислокации, пока в конце 1980-х не был официально разрешен.
Это был своеобразный клуб по интересам. Каждую субботу-воскресенье сотни людей шли в какие-то глухие посадки, чтобы либо купить, либо продать дефицитную книгу. Под понятие дефицитных книг попадали, практически, все художественные произведения. Литература делилась на три категории: культовая, читаемая и не читаемая.
Под понятие культа (а для кого-то и моды) подпадали, в зависимости от пристрастий, интеллигентности, вкуса: произведения М.Булгакова, А.Дюма, В.Пикуля, М.Дрюона, классика детективного жанра. Отдельным направлением шли произведения писателей и поэтов Серебряного века, фантастическая и философская литература.
Под понятие читаемая подпадала русская и зарубежная классика, современные писатели и поэты, мемуарная литература.
Под понятие не читаемая вписывались политическая литература, переводные писатели и поэты национальных меньшинств. Хотя, кто-то для интерьера покупал собрание сочинений товарища Сталина, или же, допустим, его биографию. Она была так «замечательно» написана, что практически не читалась (проверено на себе).
Большей частью любители какого-то литературного пристрастия группировались и стояли на свежем воздухе, ведя неторопливые беседы на интересующие темы и обмениваясь книжными новостями. Иногда были любители нескольких литературных направлений, которые общались с разными, так сказать «группировками», пробежками перемещаясь от одних книголюбов к другим. Сильны были любители фантастики и детективов. Журнал «Уральский следопыт» ежегодно проводил Всесоюзный конкурс знатоков фантастики. В качестве приза, естественно, были книги классиков жанра. Представители нашего города несколько раз становились победителями этого престижного мероприятия. Любители детективов, как и фантастики, выискивали любые русскоязычные публикации. Причем большинство произведений находилось в ксерокопиях или в журнальных вариантах. Ну не признавала советская идеология Агату Кристи, Дж.Х.Чейза, Рекса Стаута, как впрочем шарахалась и от братьев Стругацких. Список мог бы занять не одну страницу. Но именно тогда удалось полностью прочитать трилогию «Мир смерти» Г.Гаррисона, «Темный мир» Каттнера, «Гадких лебедей» Стругацких, запрещенную автобиографию Евтушенко и «Письма к другу» дочери Сталина. Тогда же удалось отхватить по немыслимой цене Ф.Ницше «Так говорил Заратустра». По знакомству мне отдали ее в рассрочку. Во времена перестройки один знакомый «комитетчик», узнав о наличии у меня этой книги, пошутил: «Жаль не узнал об этом раньше. Можно было бы посадить».
Были здесь и свои небожители. Об их книжных богатствах ходили легенды. Рассказывали, что у доцента ДПИ М.Б.Шумяцкого есть автографы Пушкина, а у доцента из торгового В.Дрибана мебели почти нет — одни дефицитные книги. Много чего рассказывали.
Отдельная строка — это продавцы. Среди них попадались и такие, что продавали что-либо в три цены, чтобы на вырученные деньги купить опять же в три цены нужное для себя. Была и иная категория, которым все-равно чем торговать, лишь бы была прибыль.
Так как купить дефицит можно было только по завышенной цене — все связанное с Книжным рынком подпадало под понятие спекуляция и этим занимались органы ОБХСС — совершенно забытая аббревиатура: Отдел борьбы с хищениями социалистической собственности. Поэтому рынок периодически менял место расположения. Сначала собирались «под мостом». Так называли место возле моста через железную дорогу по пр.Ильича, потом перебрались в парк Ленинского комсомола, там где сегодня северные трибуны «Донбасс-Арены». После очередной крупной облавы с участием милиции, погонями по парку и трамвайным путям, загрузкой в автобусы — Книжный рынок перебрался к посадке у Богодуховской балки (за Мотелем), потом была посадка возле Третьего городского ставка (где сегодня ресторан «Маринад»), пока рынок в горбачевские времена не обосновался на танцевальной площадке Парка имени Щербакова.
В недрах интернета нашелся рассказ москвича, который будучи в командировке, посетил донецкий Книжный рынок, когда тот находился возле Третьего городского ставка. Тут главное действующее лицо — Коля. Все посещавшие Книжный рынок знали эту колоритную личность, как Коля-Трясун. У этого относительно молодого человека было какое-то заболевание и руки его тряслись, как при болезни Паркинсона, а слова получались, растяжными и певучими. Хотя в рассказе есть отдельные неточности — он заслуживает внимания широкого круга читателей.
В первую свою командировку я приехал в Донецк. Это было в далеком 1983-м году. Командировка затянулась дольше, чем ожидалось, так что выходные мне пришлось провести среди терриконов и заводских дымов. В воскресенье утром, чтобы скоротать время, отправился я на книжный рынок. Рынок этот, разумеется, был властями запрещен, но тем не менее найти его не представило ни малейшего труда. Мне подсказали остановку троллейбуса, а оттуда я просто пошел в лесопосадку вслед за группой людей с тяжелыми сумками и портфелями. На полянке среди чахлых деревьев прямо на земле были разложены книги, никогда не виданные на магазинных прилавках. Озабоченные книголюбы покупали и продавали их по ценам, сравнимым с моей недельной зарплатой. Людьми они оказались доброжелательными и приятными, большими любителями поговорить о книгах и обо всем. Атмосферу расслабленности и отдыха омрачало только ожидание милиции, которая, как говорили, давно не появлялась и могла нагрянуть с облавой в любую секунду.
Мое внимание привлек один из продавцов. Вид этого молодого человека являл печальное зрелище, как сказал бы автор девятнадцатого века. Он тянул ногу, туловище его было слегка перекошено (преувеличение автора), как впрочем и лицо. Все его тело сотрясала непрерывная дрожь, препятствующая нормальной координации движений. Когда говорил, слегка заикался, гнусавил и сильно растягивал гласные. Тем не менее глаза его были умными и живыми, книгами он торговал хорошими, и книг этих было, ну, очень много. Среди местной публики пользовался несомненным авторитетом (еще одно преувеличение автора). Все называли его Колей. Цены у Коли были такими же непрямыми, как он сам. Например, на вопрос, сколько стоит «Жизнь двенадцати цезарей», отвечал:
— П-по д-два-а с п-полти-и-ной за-а це-еза-аря…
А «Двадцать три ступеньки вниз» отвечал:
— П-по ру-ублю за-а с-сту-упеньку-у. П-по-осле-едняя б-бе-еспла-атно…
Колоритная личность, одним словом.
Никакие покупки в этом месте в мои планы не входили: не по карману. Однако сделав несколько кругом, стал задумываться не купить ли мне «Три мушкетера» для младшего брата моей девушки, пятиклассника. Брат должен был оценить книгу, девушка — меня. Приценился у одного, другого, третьего. Все просят одни и те же двадцать пять рублей и не уступают. Дошел до Коли. Спрашиваю:
— Сколько «Три мушкетера»?
— П-по ш-ше-есть за-а к-ка-аждого-о-о…
Ну, думаю, повезло. Быстро лезу в карман, достою две розовые десятки, протягиваю Коле. Коля с нескрываемым пренебрежением отводит мою руку:
— Ты Д-дА-а-артаньяна-а за-абыл. Д-дА-а-артаньян идет за-а се-емь. Д-дА-а-ртаньяна д-дешевле не-е отда-ам: г-га-асконе-ец.
Я задумался. Кто-то тронул меня за плечо. Я обернулся — это был один из продавцов «Трех мушкетеров».
— Забирай за двадцать четыре, — сказал он.
Я задумался снова. А в это время на противоположной стороне поляны появились Дон Кихот и Санчо Панса, одетые в милицейскую форму. Санчо Панса зычным голосом крикнул:
— Всем оставаться на местах!
Дон Кихот оглушительно засвистел в свисток… Никогда в жизни я не видел, чтобы выполнение приказа было этому приказу строго противоположно. В течении двух секунд на поляне остались только брошенные книги, человек пять таких же как я, незнакомых с правилами игры, и разумеется, Коля. Остальные разбежались во все стороны.
Милиционеры подобрали пустую сумку и двинулись с ней по кругу, выбирая из кучек брошенных книг по одной или две и бросая их в сумку. Как мне показалось, брали они книги совершенно наугад. Дошли до нас с Колей. Мой иногородний паспорт и отсутствие книг вроде убедили их оставить меня в покое. Коля дал им какой-то листок бумаги. Я заглянул через плечо Санчо Панса и прочитал примерно следующее:
На бланке городского психо-неврологического диспансера:
СПРАВКА
Настоящая справка выдана больному Фамилия Николаю Отчество. Больной является инвалидом с детства. Помимо основного корпуса заболеваний страдает маниакально-депрессивным психозом с шизофренической компонентой. Больной воображает себя крупным книжным спекулянтом и пытается продавать книги в неустановленных местах. Книги находящиеся в распоряжении больного, доступны в розничной продаже и никакой ценности не имеют. Больной социально безвреден.
Справка выдана для предъявления компетентным органам.
Заместитель главного
Подпись
Печать.
Милиционеры посмотрели на Колю с некоторым испугом, вернули ему справку, завершили круг и с полной сумкой ушли в посадку, по-видимому, к поджидавшей машине.
— Коля, — спросил я, — где ты взял эту справку? Я тоже хочу такую.
Коля хитро посмотрел на меня:
— Е-есть ту-ут они-ин м-му-ужи-ик, п-пси-ихиа-атор. Я ему-у в-все-е за-а п-по-ол цены отда-ю-ю.. Ла-адно, д-даавай твою-ю д-дваадцатку. В-все р-раавноо с-сего-одня базара не-е будет. Т-только-о мо-олчок.
Я взял «Мушкетеров» и двинулся к остановке. Среди деревьев мелькали осторожные фигуры книголюбов. Самые решительные уже приближались к поляне.
- Авторы: Степкин В., Третьяков С.
Врачу-психиатру за составление справки +1000. :)))
Имею 20-ти летний стаж работы в книжной торговле и захватила эти «славные» годочки всеобщего книголюбства и книжного дефицита. Не спекулировала,но в то время дефицит был не только книжный — поэтому книги шли в обмен на нужные вещи и продукты, увы, это было. Среди этих «книголюбов» истинных ценителей и любителей книги было меньше половины. А сейчас когда мода прошла «книголюбы» мечутся, ищут куда бы сплавить свои ,теперь ненужные им книги — ведь уже не модно!
Ничто не вечно под Луной…