Теодор ДрайзерТеодор Драйзер


18 декабря, воскресенье

В 10 утра мы прибыли в Сталино, центр донецкого бассейна. Это шахтерский город с населением в 110,000 человек. Сам город находится на расстоянии 12 верст от станции, поэтому мы сели в старый экипаж, ведомый большой черной и маленькой белой лошадьми, и поехали на колесах, так как была оттепель, и дороги были покрыты ручьями от таявшего снега. По мере того как мы ехали по грязным улицам, в холоде и тумане, у меня начало портиться настроение. Тем не менее, я чувствовал, что это будет интересная поездка. Со всех сторон возвышались терриконы, как пирамиды. Под ними находились выработки. Далеко в степи, по крутому склону одного террикона двигалась вагонетка. В районе станции дома были просто лачуги, но по мере приближения к городу они приобретали лучший вид. До чего же запущенная местность, и, тем не менее, живая. Скоро мы уже были на улицах города, с брызгами проезжая сквозь жидкую грязь. Бродили толпы людей, обычный воскресный базар был в самом разгаре. Отель действительно оказался совершенно новым, и, как швейцар на входе сказал нам, «очаровательно чистым». Маленькие комнаты были светлыми и удобными. Здесь мы заплатили по 4 рубля за комнату, но так как мы настояли на дополнительных простынях, чтобы сверху постелить на кровать, с нас взяли еще по 50 копеек дополнительно за каждую.

Мы позавтракали в кооперативном ресторане по соседству. Там было много интересных людей: женщины, покрытые серыми шерстяными шалями; грубо выглядевшие мужчины; иногда взгляду попадались хорошо одетые мужчины, один даже с тростью. Нам подали хот-доги и картофельное пюре с подливой. Это было первое напоминание американской кухни. Дедовская ела свою любимую «рыбу фиш».

Пока Д. звонила местным властям, оповещая их, что прибыл выдающийся гость, я со своим секретарем решили прогуляться по грязным улицам. Было очень сыро и облачно, и город выглядел настолько мрачно и страшно, насколько это возможно. Только люди были энергичные и хорошо одеты. Среди воды и грязи по улицам протянулись всевозможные маленькие точки продажи инструментов, товаров, книг, мебели и т.д. — ассортимент, странный в своем сочетании. Похоже, мы пришли к центральной водонасосной станции (с водой здесь проблемы, и насос есть только в этой части города). Одна за другой, женщины подходили к маленькому окошку, вручали талон (маленькую желтую бумажку), ставили свои два ведра под трубу, и мастер включал воду. Потом они вешали два ведра на палку, а ее водружали себе на плечи, и, балансируя, шли по скользким улицам к себе домой. Одной молодой женщине очень не повезло. Она поскользнулась на ледяном пригорке и упала, пролив все два ведра на себя. Затем она встала со стоическим выражением лица, подобрала ведра и вернулась к станции. На расстоянии, среди холмов, мы видели некоторые привлекательные белокаменные дома. Мы узнали, что они были построены для рабочих и их семей, и сейчас там живут 12 тысяч человек.

Вечером, наш гид по Сталино, молодой человек из Управления по образованию, забрал нас на автомобиле в один из клубов рабочих. Здесь была прекрасная выставка, подготовленная по случаю десятой годовщины; сначала освещалась история Революции, были фотографии, плакаты, документы, график роста профсоюзов за 10 лет, бесконечные таблицы — одна из них показывала, что количество неголосовавших граждан до революции равнялось 95%, а сейчас количество голосующих равно 94%. Была комната, посвященная сельскому хозяйству, с графиками, показывающими рост коллективных крестьянских хозяйств в этом районе как число 6 в 1921 году, и 113 в 1927. В этих коллективных хозяйствах организовано 10,000 крестьян и они используют 3% земли.

В 1916 году в этом районе было 120,000 лошадей. После революции и войны осталось всего 22,000. Сейчас первоначальное количество практически восстановилось. То же самое правдиво и в отношении коров.

Угольной промышленности была посвящена большая комната. Здесь были представлены образцы нового оборудования, сталеплавильные печи по американскому плану, графики развития, и миниатюрные вагонетки разных размеров, демонстрирующие развитие добычи с 1917 по 1927 год. В 1917 году, до того, как угольная промышленность была разрушена, добыча составляла 1511 пудов в год, сейчас — 1400 миллионов. Было также представлено несколько образцов изобретений шахтеров, такие как кабельная вагонетка, и перевозчик угля. Была также спецодежда для рабочих: высокие резиновые сапоги, фартуки, комбинезоны, перчатки, и т.д. В отделе по охране труда были показаны различные устройства для безопасности в шахте, электролампы, кислородные помпы, предупреждающие плакаты.

В отделе по культуре были представлены графики, показывающие ликвидацию безграмотности, с 1923 года по сей час. Из 41, 727 человек, посещавших такую вечерню школу в этом районе в 1923 году, 28,983 человек сейчас грамотны, то есть завершили начальные курсы. Детская школьная посещаемость в этом районе составляет 100% у детей до 9 лет, и 82% от 9 лет и старше.

В том же самом здании находится и центральная библиотека. Энергичный молодой человек (на вид не более 20 лет), с привлекательным смуглым лицом и яркими черными глазами, похоже, был библиотекарем. Комната доставки была заполнена покровителями. Мой секретарь спросил, есть ли у них какие-либо мои книги; он сразу ответил, что нет, но они заказали все, что были изданы на русском. Она стала говорить о Земле и Фабрике, и он быстро перебил: «О да, я знаю, что Земля и Фабрика собирались издать собрание сочинений, но сейчас Госиздат издаст это. Я прочитал об этом в библиографическом журнале». В библиотеке было 20,000 книг, 250 читателей в день в читальном зале, и 47% пользователей были рабочими.

Из библиотеки мы отправились в клуб профсоюза советских коммерческих работников. Это было старое здание, с большой аудиторией, чайной комнатой, спортивным залом, библиотекой, насчитывающей несколько тысяч книг (у всех библиотек здесь американская десятичная система классификации Дьюи). Здесь, также как и в другом здании, в комнате отдыха было радио, по которому члены клуба каждый вечер могли слушать местные станции, Москву, Берлин, Лондон.

Теодор ДрайзерТеодор Драйзер

Я вернулся в отель рано, потому что очень устал от предыдущей ночи в поезде. Мое впечатление о Сталино существенно менялось. В том, что на поверхности выглядело как заброшенная дыра, я обнаружил оживленные культурные центры для огромного населения.

19 декабря, понедельник

Утром наш молодой человек зашел, чтобы забрать нас на очередную поездку с осмотром. Нас ждала хорошая машина; неожиданно снова стало очень холодно, и весь талый снег снова замерз. Из-за этого было везде скользко. Мы поехали на Государственную Ферму им. Троцкого (Совхоз). Она находилась на расстоянии 12 верст от города, за угольными шахтами, стоящими посреди степи. Вокруг каждой шахты ютились группы домиков. Шофер вел машину с безрассудной скоростью посреди заледенелых просторов в то время, как колючий влажный ветер бил нам в лицо. У машины часто проворачивались колеса, и ее заносило, мы подпрыгивали на рытвинах плохой дороги. Мы проехали мимо повозки, на которой управляющий Совхозом ехал в город. Главный районный агроном, латыш по имени Летьен, ехавший с нами, остановил повозку и попросил управляющего развернуться и ехать с нами. Совхоз стоял на холме, и выглядел как группа белых кирпичных зданий. До революции эта ферма принадлежала американцу по имени Хьюз. Сейчас у фермы 3,000 десятин земли, 2,000 из которых обрабатываются. Зимой можно было мало что увидеть, кроме конюшен и скота. Сначала мы пошли в конюшни, где находились 200 рабочих лошадей, 150 молодых, несколько скакунов, и 60 тягловых. Также в отдельной конюшне находились несколько кобыл для воспроизводства. Мы спросили, дают ли им по 2 месяца отдыха до и после родов, как и всем женщинам, и нам утвердительно ответили, что это так. Они плодились только зимой, находясь в особенно теплом месте, и получая усиленное питание. Конечно же, как и на любом производстве находились «ясли», где досматривали за потомством, разделенном по половому признаку. Между ними был барьер, и агроном сказал, что в этом возрасте им позволено лишь смотреть друг на друга. Я отметил, что в этом видна строгая Красная нравственность. Затем мы посмотрели коров, находящихся в очень хорошем коровнике. Когда я заметил про их худобу, агроном пояснил, что это немецкая порода, которая не давала бы так много молока, если бы они были раскормленными. Коров кормят рубленой свеклой, и на каждые 10 фунтов свеклы они дают 3 фунта молока. Молочные продукты затем используются для своих рабочих за их калечащий труд, и также для рабочих с окружающих производств.

Я спросил, почему в этом регионе так мало деревьев, и агроном пояснил, что здесь действительно мало деревьев, не столько из-за почвы, сколько из-за атмосферы. Тем не менее, они насаждают леса. В каждом округе есть 4 района, в каждом из них по 4 агронома. 6 агрономов в центре, и наш гид являлся одним из таких шести.

«А теперь к свиньям», — прозвучало историческое выражение, которое нам запомнилось. Скользя и пробираясь по обледенелой земле мы подошли к свинарникам, где мы обнаружили отличных свиней. Сами свинарники были очень приличны и чисты. Рядом примыкало большое пространство с высоким ограждением, где бегали молодые кабаны. Агроном сказал, что это «свиной монастырь». Во дворе он показал место, где свиньи купаются, и упомянул, что летом свиньи разгуливают по этому большому двору.

Дальше мы катились по льду под руку с крупным, толстым скандинавским менеджером к механизаторской, где я обнаружил к своему удивлению много разного оборудования и сельскохозяйственных орудий труда, в основном производства фирмы «Deering». На ферме есть также и мастерская.

Оставалось еще посмотреть овец, но мы настолько промерзли и чувствовали себя так ужасно, что решили вернуться в дом на ферме. В просторной, уютной комнате полыхала дровяная печь, перед которой стояло кресло-качалка. На него то я и приземлился с чувством благодарности. На длинном столе стояли горшки с хризантемами. Я по ошибке их принял за бумажные цветы, столь популярные в России. Я спросил, не досталось ли кресло-качалка в наследство от американца Хьюза, но мне сказали, что это не так. На обед у нас была каша, кофе, домашний белый хлеб, голова сыра, швейцарский сыр, соленые огурцы, вино и водка. Это все было очень приятно и расслабляющее после долгой поездки по морозному ветру. Когда мы растаяли и стали разговорчивыми от еды и питья, мы увлеклись дискуссией об отношениях США и Советской России, и других похожих вопросах. В середине разговора, мой секретарь разразилась резкой тирадой, направленной, как мне показалось, против меня. Когда я упрекнул ее, что она выступала против меня на иностранном языке, она очень огорчилась и сказала: «Напротив, я резко им высказала о том, какой вы замечательный человек, какой важной персоной вы являетесь в Америке, и какое влияние можете оказать на Россию. Другими словами, вместо того, чтобы сбить с толку вас, я сделала это с ними».

Теодор ДрайзерТеодор Драйзер

Перед тем как уехать, мне как обычно предоставили книгу, чтобы записать туда свои впечатления. Но мое впечатление было не очень хорошим: они сказали, что чистая прибыль после всех расходов в прошлом году составила всего лишь 3000 рублей. Это притом, что на ферме постоянно заняты 200 рабочих. Они объяснили, что большинство вырученных денег вкладывают обратно в предприятие.

Наша открытая машина была завалена снегом, когда мы вышли. Мы взяли веники, и вычищали сиденья от снега. На агрономе была огромная шуба на овчине. Кроме того, он захватил «на всякий случай» пару валенок. Наш юный гид, который был одет в легкое пальто, сейчас облачился в похожую шубу и стал похож на огромного, лохматого бизона. Так как они сели на передние сиденья, это нам немного помогло от встречного колючего ветра. И снова мы летели по мрачной степи. По дороге мы проехали «хутор» (ферма, стоящая на удалении от всего остального — это довольно редкое явление в России), и я заметил стадо скота, стоящее за деревянным забором в такую плохую погоду. Сказали, что они ожидали очереди на бойню, так что уже никто не заботился об их благоустройстве. Сплошь покрытые снегом, мы остановились, чтобы сфотографироваться. У энергичного человечка, заснявшего нас в шубах и шляпах, чуть не разорвался сосуд в голове от напора, с которым он хотел продемонстрировать «американскую скорость». Меня также сфотографировали отдельно, без шубы. Я оставил пару автографов, и, в конце концов, из-за настойчивого заявления моего секретаря, что я должен увидеть шахту в Донбассе, мы отправились туда. Шофер закрыл верх машины, но мой гид настолько хотел, чтобы я осматривал окрестности, что открыл окно справа от меня, и сел рядом. Одетый в огромную шубу, чей объемный воротник простирался на милю, он полностью закрыл ту часть машины от моего поля зрения, и поэтому, все, что я мог видеть, был маленький уголок окна. Но гид был настолько счастлив из-за своей маленькой придумки, чтобы дать мне наслаждаться видами, что у меня не хватило смелости разочаровать его.

Мы проехали через город к холмам, которые я заметил, стоя посреди грязи в свой первый день по приезду. Здесь были некоторые прекрасные каменные дома для рабочих. Мы остановились в интересном каменном здании, совсем недавно построенном, и служившем как клуб для шахтеров. В здании было 67 помещений, были современные коммуникации и обстановка, была также прекрасная аудитория — театр на несколько тысяч мест. Кроме того, был прекрасный лекционный зал со специальными партами, и большой спортзал с современным оборудованием. Постройка здания обошлась в 600,000 рублей. Неподалеку возводится другой клуб для металлургов, стоимость которого около двух миллионов рублей.

Теперь мы были готовы спуститься в шахту. По дороге к нам присоединился особый гид по этому поводу, он также прихватил с собой спецодежду для нас. Было всего четыре часа дня. Но уже было достаточно темно, мокрый снег задувал окна машины, кое-где сквозь туман были видны электрические огни, иногда звучал заводской гудок. На шахте мы зашли в баню, где переоделись. Там было восхитительно тепло. Зашел один из мастеров, симпатичный молодой человек с прямым носом, что придавало ему несколько надменный облик. Мы облачились в тяжелые промасленные штаны и куртку, широкополые шапки, нам дали угольные лампы накаливания. Мы выглядели совсем как шахтеры. Затем мы вышли обратно на холод, прошли по скользкой земле и пришли к лестнице, ведущей в шахту. Снаружи на станции с вагонетками работало несколько женщин на рельсах. Поднялась клетка, с которой ручьем стекала вода, мы зашли в нее и опустились под землю на 140 метров. Потом мы вышли в полость, там было электрическое освещение и рельсы. Но освещено было только это центральное место. Когда мы вошли в коридор, то светили уже только наши лампы. Каждые несколько минут наш гид предупредительно свистел в свисток, и говорил «направо» или, если вагонетка ехала в обратном направлении, «налево», и мы прижимались к каменистым стенам, в которые были вбиты укрепления. Появлялась лошадь с седоком, прижимавшим голову, чтобы не стукнуться о потолок. Лошадь тащила две или более вагонетки с углем. Я заметил, что воздух внизу был достаточно свежим, и в некоторых местах коридора даже дул легкий ветерок в лицо. Мы прошли через дверной проем, и внезапно воздух стал гораздо теплее, и в нос ударило зловоние, доносившееся от лошадей. Мы попали в конюшню несчастных лошадей, работающих в недрах этой земли. Они стояли в узком стойле в темноте — через несколько лет такой жизни все они слепнут. Для них должен закачиваться свежий воздух сверху в три раза больше, чем для людей. Я продолжал думать о таком кошмарном существовании по мере того, как меня преследовал этот запах по коридору. В конце концов, мы пришли к тому месту, где непосредственно добывался уголь. Эта шахта полностью механизирована, и кирка здесь не используется. Я увидел в действии оборудование, перемещающее уголь от места добычи по узким коридорам до вагонеток. Это изобретение я видел на выставке, куда ходил ранее. Собралось несколько молодых шахтеров, они хотели узнать об условиях шахтерского труда в Америке. Они сказали, что довольны своими условиями — те, что в проходке, работают по 6 часов, а водители вагонеток — по 8. Хотя они с радостью ожидают семичасового дня, обещанного всем рабочим Правительством. Когда мы возвращались, в лицо все время дул ветерок. Мы прошли мимо ругающихся водителей, иногда видели рабочих, отдыхающих возле прохода. Затем попали в помещение, залитое электрическим светом, в клетку, с которой стекала вода, и были подняты наверх, все целы и невредимы. Снова вышли на холод, снова в теплую баню, где мы смыли угольную грязь с рук и лица…

    Отрывок из книги «Русские дневники Драйзера» (Dreiser’s Russian Diary), 1928 год. В СССР эта книга никогда не переводилась, даже в США первое ее издание датируется 1996 годом. На русский язык полностью не переводилась.

    Перевод: Эльдара Бахишева

    Книга, идея, организация Дениса Лапина

    фото: http://socionicfoto.narod.ru



Войдите, чтобы оставить комментарий