Истоки

Своеобразный сказовый эпос создавался и в среде шахтеров Донбасса. Он создавался независимо от сказовой традиции, слагавшейся в более старых районах горнозаводской промышленности — на Урале и в Сибири, хотя и в характере труда и в условиях быта шахтеров Урала и Донбасса было немало общего. Как там, так и здесь — те же каторжные условия труда под землей, те же придирки, несправедливости и произвол рудничной администрации, те же грубость, обсчеты и издевательства в обращении с рабочими, те же гнетущие картины быта, тесные, зловонные «балаганы», пьянки, драки…

В одном из самых ранних произведений донбасского фольклора — предании «Шубин» отразились примитивные, суеверные воззрения шахтеров на жизнь и природу, их наивная вера в существование под землей какой-то грозной силы, которая по своей прихоти может погубить шахтеров, а может пощадить, помочь и принести им счастье.

«В шахте, — говорится в предании, — был хозяин — Шубин. Иногда он может очень много помогнуть человеку, а другой раз осердится и выгонит из шахты. Как только выйдет последняя клеть с народом, он седым стариком садится в клеть и спускается в шахту. После этого шахта обязательно окажется затопленной. А то бывает он в виде человека-невидимки. Гоняет да гоняет вагоны с углем и дает заработать очень много, как был случай с одним шахтером в Грушевке».

Далее в сказе повествуется о том, как один шахтер, кутнувший под праздник и пропивший все до копейки, вызвался поехать в шахту и выполнить там срочную работу. В шахте он встретил старика с железным крюком в руках и принял его за стопорного. Но потом оказалось, что это был Шубин. Шахтер так перепугался, что поседел и не мог больше оставаться на шахте ни одного дня.

Заканчивается предание в спокойном повествовательном тоне: «С тех пор этого молодца никто и никогда не видел в Грушевке».

Пересказанный нами вариант предания о хозяине угольных пластов Шубине был записан в 30-х годах XX века в городе Шахты, и действие его происходило в том же городе — бывшем Александровске-Грушевском, или, как называли в просторечье, Грушевке.

Это предание о Шубине знают в различных вариантах старые шахтеры и в других районах донецкого края — в Горловке, Кадиевке, Макеевке, Краснодоне… В каждом из вариантов имя героя, его характер и способность содеять и добро, и зло остаются неизменными, но Шубин выступает в различных перевоплощениях: если в «Грушевском» варианте он старик, работающий под землей дежурным в рудничном дворе, у клетей, то в другом варианте, который довелось слышать где-то писателю Борису Горбатову, он — бывший шахтер, поссорившийся с шахтовладельцем-иностранцем и из-за мести взорвавший его шахту. С тех пор он бродит по заброшенным горным выработкам и пугает шахтеров: «Ну, кому встретится — тому, значит, скоро амба: завалит».

Реклама кафе в ДонецкеРеклама кафе в Донецке

Шахтерская фантазия приписывала Шубину самые необычные поступки: то он защекотал до полусмерти старика-стволового в рудничном дворе, то явился в шахте к забойщику, человеку трудолюбивому, рубившему в узком забое — печке крепкий пласт. Забойщик увлекся и забыл обо всем на свете. Вдруг «кто-то дернул его сзади за чунь». Забойщик подумал, что это кто-то из шахтеров шутит, и продолжал старательно орудовать обушком. Его снова дернули. Шахтер ругнулся, но не стал отвлекаться. Но вот его дернули снова несколько раз, и он гневно обернулся в сторону назойливого шутника. Но… в печке никого не было. А потом уже дернули его с такой силой, что забойщик кубарем выкатился из печки на продольный ход. И в тот же час у пласта что-то затрещало, загрохотало… Вырвались столбы черной угольной пыли, сплошным потоком стали выкатываться из печки крупные куски угля, и навалило их скоро огромную кучу. Забойщик, выходит, благодаря заботе Шубина и сам спасся, и заработал в эту ночь уйму денег. 
Забавные истории

Шахтеры — большие любители всяких забавных историй. Кое-кто из них, тем более самые суеверные, забитые, несомненно, верили в существование какой-то неподвластной человеку подземной силы, которой в шахте надо остерегаться. Под землей человеку нередко приходилось наблюдать грозные явления, но постигнуть их своим умом и правильно объяснить их он не мог. В шахте случались внезапные обвалы, взрывы, затопления горных выработок водой, хлынувшей неведомо откуда, случались, да случаются и теперь, внезапные выбросы угля и газа. В тишине, под мрачными сводами горной выработки, слабо освещаемой тусклым светом шахтерских ламп, настороженный слух рабочего, оставшегося в силу различных обстоятельств в одиночестве под землей, уловит и гулкие раскаты оседающих пород, и потрескивание древесной крепи, и шипение воздуха, непременно сопровождающие отслаивание в кровле пластинок глея. Все эти загадочные явления суеверный шахтер, тем более еще не привыкший к шахте новичок, мог объяснить проявлением чего-то сверхъестественного и враждебного человеку.

Однако среди шахтеров было не столь уж много простаков: суровая жизнь, привычка к опасности, подстерегающей их под землей на каждом шагу, отчаянная готовность в любую минуту постоять за себя, неверие в Бога, коль наделил он их такой горькой судьбой, не уживались с верой и в Шубина. Поэтому наряду с преданием о хозяине пластов они рассказывали при случае, например, во время перекура в нарядной, всякие истории, в которых не было ничего таинственного. Так, в одном из сказов шла речь о козле, который случайно забрел по наклонному стволу в шахту и долго бродил там по горным выработкам, пугая народ.

Другой сказ — «Как гусь зарубщиков из шахты выгнал». В этом сказе все события изображаются через восприятие одного суеверного шахтера. В тот день, когда случилась с ним беда, зарубщики завели между собой разговор о колдунах, ведьмах и о Шубине. Нервы у шахтера, когда он работал в лаве, были напряжены до предела. И вдруг неподалеку от него, в «воздушной», то есть в вентиляционном ходу, что-то зашуршало и захлопало.

— Ведьма! — крикнул забойщик и кинулся бежать. А позади него все продолжало что-то хлопать и кричать «го-го-го».

Вслед за паникером, побросав инструмент, бежали и остальные зарубщики. Не на шутку струсив, они едва выбрались из шахты.

Хозяину сообщили, что под землей появилась, видимо, нечистая сила, и надо бы пригласить попа, отслужить молебен.

Хозяин прибежал в казарму и набросился с ругательствами на зарубщиков, поднявших панику. Но волей-неволей пришлось принимать какие-то меры. Кстати, старики-шахтеры вызвались полезть за хорошую плату в шахту и поймать нечистую силу. И вывезли они из шахты… самого обыкновенного гуся.

Сказы в Донбассе обычно можно услышать из уст престарелых шахтеров, немало потрудившихся на своем веку. Им есть о чем рассказать дотошным и любознательным слушателям, коими чаще всего оказываются молодые горняки, приехавшие недавно в Донбасс и осваивающие тут при помощи и под отеческим призором умелых, кадровых рабочих горняцкие профессии. Новоселов, естественно, интересует и прошлое, и настоящее этого края, где им предстоит жить и трудиться. Иному шахтеру-старику случается выступать перед молодежью в общежитии или клубе не однажды, и с каждым разом его рассказ становится все интереснее, все содержательнее и обретает все новые и новые краски.

Типизация, яркий язык, стройная композиция

Разумеется, сказом можно назвать не всякий более или менее внятный рассказ бывалого человека о каком-то случае, свидетелем которого он мог быть в шахте, деревне, на заводе, городской улице. Как и любому произведению устного народного творчества, сказу должны быть присущи и яркий язык, и стройная композиция, и типизация, то есть обобщение наблюдений за жизнью. Не все устные рассказы донецких шахтеров отвечают этим требованиям, но лучшие рассказчики умеют пользоваться красочным и колоритным языком, наполнить свой рассказ яркими бытовыми деталями и богатым социальным содержанием.

Любую тему каждый из рассказчиков интерпретирует по-своему, но наиболее искусным из них одинаково свойственно отличное знание того, о чем они рассказывают, стремление остро построить сюжет, оживить его колоритными штришками, характерными сценками из шахтерского быта, ввести в ткань рассказа диалогическую речь, заставив каждого из персонажей изъясняться своеобразным, ему одному присущим языком. Диалоги в сказах связываются самыми краткими, необходимыми пояснениями. В таких сказах, как «Шубин» и «Святая получка», преобладает именно диалогическая речь, и она очень верно характеризует говорящих, поэтому у рассказчика и нет нужды тратить слова и время на то, чтобы описывать характер того или иного персонажа, его манеру держать себя, его язык.

В день выдачи получки шахтовладелец, зайдя в рабочую казарму, обращается к шахтерам:

— Вставайте, сукины дети! Господу Богу помолимся и приступим к святой получке.

Это «сукины дети», ворвавшееся даже в приглашение к молитве, как нельзя лучше характеризует высокомерие и грубость эксплуататора, изобличает его как ханжу и лицемера, привыкшего разговаривать с шахтерами надменно, грубо. Подобным образом он отвечает и на просьбу шахтера выдать все заработанные деньги, не оставляя их до следующей получки, так как ему надо послать их родным в деревню. Хозяин отвечает: «Авось твоя деревня не подохнет, а мне деньги нужней».

«Мне деньги нужней» — это и основа убеждений, и главный довод, и побудитель всех поступков любого нахала и обиралы, какими по существу были все шахтовладельцы.

А вот диалог из другого сказа «На пасху»:

— Кум, кум Ягорка!… Ты чего же не пьешь? Гребуешь нами? Знаем, не по шерсти мы вам. Ну, ничего: разбогатеем и мы когда-нибудь. 

 — Милый мой сваточек, ух, как я тебя люблю за твой характер!

Это разговаривают между собой во время попойки в рабочей казарме шахтеры из разных артелей. Тут уже нет грозных слов, окриков, угроз, здесь море разливанное. Подвыпив, люди стали добрее, и это чувствуется в их льстивых и заискивающих словах. Причем, такие слова, как «гребуешь», «не по шерсти мы вам», сразу показывают, что произносит их человек из простого народа, а яканье — Ягорка вместо Егорка — говорит о том, откуда этот человек родом: он, скорее всего, из Орловской или Курской губернии, где крестьянским говорам было свойственно это яканье.

Пиво «Добрый шубин» донецкого пивоваренного заводаПиво «Добрый шубин» донецкого пивоваренного завода

Бывший шахтер С. П. Каменев, от которого записан сказ «На пасху», видимо, очень хорошо знал песенное творчество рабочих: в своем устном рассказе о том, как в былые времена на руднике праздновали один из религиозных праздников, он приводит по памяти сразу три частушки, употребляет также некоторые уличные присловья, слышанные, вероятно, от шахтеров: «Купи свою гармонику и наяривай, а от чужих проваливай», «Чья б рычала, а твоя б молчала» и т. п.

Неизменный мотив сказов

Особенно часто и охотно старые шахтеры рассказывают о минувшем, о том, как глумились над ними хозяева шахт, подрядчики и артельщики, как унижали на каждом шагу их человеческое достоинство, и в противовес этому — как переменилась жизнь шахтерская при новой власти. Сказы на эти темы записаны в различных районах Донбасса, и это лишний раз подтверждает, что то, о чем в них рассказано, было для старого Донбасса типично, что это не измышлено, не сочинено, а передано так, как оно было в жизни. Таковы сказы «Жизнь-мачеха», «Вольная каторга», «На Карповском руднике» и другие.

Неизменный мотив этих сказов — каторжный труд шахтера в былые годы, взятки и магарычи, без которых невозможно было поступить даже в шахту, бесцеремонные обсчеты рабочих при выдаче заработка и т. д., и т. п.

День получки был очень характерным для старого шахтерского быта. Так как скудного заработка шахтерам никогда не хватало, они вынуждены были залезать в долги — брать товары в хозяйской лавке, где цены были выше, а качество товаров куда хуже, чем на вольном рынке. В получку хозяин удерживал долги шахтера из его заработка, да при этом еще и обсчитывал рабочего. Тему о получке и обсчетах шахтеров не упускает из виду ни один рассказчик. С. П. Каменев передает сцену получки в виде характерного диалога.

— Хлеб, мясо, рукавицы брал? — спрашивает горняка шахтовладелец. 

 — Да я, Фома Васильевич, ничего не брал.

— А не брал, так запишем, что брал. Получи три рубля и иди с богом. 

 А подрядчик из сказа старого макеевского шахтера И. Е. Жура поступал еще проще: даже тогда, когда не к чему было придраться, он взыскивал с горняка штраф.

— Знаешь, паря, — говорил он при выдаче денег, — что-то я за тобой ничего не заметил. Одначе не может быть, чтобы ты чего-нибудь не сотворил. Я у тебя рублик сниму, чтоб наперед понимал порядок и — ни-ни!

Ярко изображает сцену выдачи платы с шахтерам и другой рассказчик — чистяковский горняк И. Полянский в своем сказе «Жизнь-мачеха». «Придешь к артельщику за получкой, а он подсчитает все, что забрано в долг в хозяйской лавке, и начинает с тобой такой разговор: 

— В лавке был. 

— Был, — говоришь ему. 

— Вино с кумом пил?

— Нет, не пил. 

— Ну, положим, что не пил. 

Артельщик загибал один палец на своей руке. Это значило, что «в счет вина» он обязательно удержит из твоего заработка, сколько ему вздумается».

А вот еще одна характерная сценка из того же сказа. Деньги с шахтеров вымогали не только шахтовладельцы, подрядчики и артельщики, брали взятки и урядники. Если тот или иной шахтер числится «неблагонадежным», то есть относится к царскому строю без особой симпатии, или если у него нет паспорта, ему не обойтись без того, чтобы не дать начальству взятки. Когда такой человек шел прописаться в полиции, урядник загадочно спрашивал его: 

— Ну что же — покраснеет или посинеет?

«Другой новичок, — говорится в сказе, — и не понимал, что это значит. А дело было простое: урядник спрашивал, какую взятку получит: красненькую — то есть десять рублей, или синенькую — пятерку. Без взятки не пропишет».

Добрый шубин из дереваДобрый шубин из дерева

Темным пятном в шахтерском быту были пьянки. Шахтеры искали в них забвенье от несносных тягот жизни. Эти пьянки, случавшиеся преимущественно в дни получек и религиозных праздников, заканчивались нередко драками, поножовщиной, убийствами. Характеризуя жизнь шахтеров на французских рудниках* Донецкого бассейна, газета «Правда» писала:

«Работают шахтеры как проклятые, пьют водку, пропивают и без того скудный заработок. Капиталистам на руку, когда рабочие, отсталые, пьянствуют и не читают рабочих газет. При наличности таких рабочих горнопромышленникам есть широкая возможность поступать с ними, как им вздумается».

Пьянки на шахтах были повсеместным явлением. О них вспоминает и старый горняк Кошар, работавший на кадиевской шахте «Центральная-Ирмино» почти со дня ее основания в 1900 году: 

«Пили артелями… Купит артельщик несколько ведер водки и пива, и всей артелью пьют. Пьют без просыпу несколько дней, не выходя на работу, пока не кончатся деньги…

Воскресные дни почти всегда кончались кровавыми драками: артель на артель, курские на смоленских, воронежские на орловских». 

Вспоминая былое, редко кто из старых шахтеров не скажет о кабаках, пьянках и драках. Но тут же и объяснит, что влекло шахтеров к водке, почему случался на шахтах дикий разгул.

«…О клубах там, о развлечениях и разговора не было, — вспоминает старый горняк горловской шахты «Кочегарка» Ф-Д. Клоков. — Одна услада — монополька да пивная.

Как, бывало, жалованье дают, на руднике драки да поножовщина.

А отчего? Не от того, конечно, что друг на друга зубок острили, человек человеку зверем был. Нет! От нищеты, от жизни каторжной, от тоски и страха, что полезешь в уступ, а на-гора в мешке выдадут».

Пьянки и драки шахтеров, как мы видели, не обошла в Донбассе частушечная поэзия, нашли они отражение и в сказах. Записанный от шахтера С. П. Каменева сказ «На пасху» рисует мрачную картину: когда до нитки пропившиеся на первый день Пасхи Христовой шахтеры просят подрядчика дать им «опохмелиться», он подзадоривает их: «Вы бы, лучше, сегодня босякам набили. Вот за это я бы вас угостил на славу. Ух, как я эти дела уважаю!». И шахтеры, как хотел того подрядчик, затеяли драку с «босяками» — неугодными ему рабочими.

Эти устные рассказы навсегда останутся незаменимо ценным материалом, который может пригодиться для истории, искусства, литературы.



Войдите, чтобы оставить комментарий