Июньский (1931 г.) пленум ЦК ВЛП(б) среди прочих своих исторических решений дал установку: широко развернуть работу по развитию зеленых насаждений, разбивке бульваров, превращению городских лесных массивов в образцовые парки культуры и отдыха. Следуя предначертаниям партии, донецкие власти в том же 1931 году закладывают городской парк, впоследствии — имени Щербакова, видного советского партийного и государственного деятеля, секретаря Донецкого обкома.
Читаем изданную в 1955 году книгу Т. Гузенко «Парки Донбасса»: «Как и всем советские парки, парки Донбасса, рассчитанные на обслуживание широких слоев трудящихся, получают новое содержание, коренным образом отличающее их от дореволюционных парков и садов. Они становятся местом культурного отдыха, воспитания и оздоровления трудящихся. В связи с этим появляется совершенно новая архитектурно — планировочная структура парков. Вместо узких дорожек интимного характера в частновладельческих парковых массивах, в парках культуры и отдыха создаются широкие и просторные аллеи и площади, сооружаются монументальные входы, массовые зрелищные сооружения, предназначенные для обслуживания большого количества посетителей».
Цитата пышет таким разоблачительным жаром, что есть смысл вернуть в эпоху «частновладельческих парковых массивов», по поводу «интимности» дорожек которых так гневно проезжается крестный отец нескольких ПКиО нашего региона Т. Гузенко. Итак, дореволюционная Юзовка. Еще один (правда, более известный) разоблачитель, писатель А. Серафимович, не увидел здесь ничего, кроме покосившихся хибар, заводских труб, чахлых одиноких деревец и уныло — безбрежной черной степи. Видимо, разглядеть остальное помешало пролетарское мировозрение.
Все началось с городского собора. По всем архитектурным и человеческим нормам, он не мог стоять посреди степи. Поэтому у его стен был запроектирован сквер. Правда, небольшой, но удивительно уютный, как и полагалось, наводящий на размышления о нетленном. Разумеется, парком этот сквер нельзя было считать даже условно. Не предназначался он для гуляний и прочего праздношатания. А по мере роста Юзовки необходимость именно в парке возрастала.
И на рубеже веков появляется — под стандартным для тех времен названием «городской сад». Сравнительно небольшой по площади, он был сработан аккуратно, аллеи его были прямы, зелень — свежа, дорожки — чисты и, что там греха таить, действительно интимны, черт подери! Всем своим видом горсад рождал в душе какую-то романтику. Недаром очень скоро он стал общепризнанным местом свиданий, причем не только любовных, но и политических. Да, именно здесь встречались по своим важным делам юзовские революционные борцы за народной счастье.
Долго, очень долго городской сад сохранял свою уникальную притягательность для жителей Юзовки (Сталино). Даже после появления парка Щербакова он некоторое время с успехом выполнял функцию места для мирных, врачующих душу прогулок. Впоследствии он обрел иной, милый сердцу колорит: здесь устраивались регулярные выставки цветов. Это было по-настоящему красиво! Тогдашнее население, не столь обремененное зрелищами, посещало выставки с большой охотой. На них выбирались всей семьей, как на праздничное гулянье.
В 1932 году (еще одна реакция на упомянутый выше партийный пленум) сносится малоэстетическая каменная ограда горсада. Вместо нее устанавливается декоративная литая чугунная решетка. Рассказывают, что ее узор был снят с ограды питерского Летнего сада, для чего группа мастеров специально ездила в Ленинград для изучения оригинала. Так это или нет — в любом случае, решетка радовала глаз. Не было, наверное, в городе ни одного нормального человека, которому бы она мешала. Тем не менее, нашлись руководящие лица, распорядившиеся ее убрать. Внятного объяснения этой акции так и не прозвучало. Да и могло ли прозвучать? Кто осмелился бы возражать против высокого решения?
Сейчас название «горсад» существуешь лишь в названии троллейбусной остановки, иногда прорывающемся у водителей со стажем. Но что кроется за этим названием, знает не так уж много людей. Территорию горсада считают часть парка Щербакова. По сути дела, теперь так оно и есть, хотя формально эта территория, ограниченная Университетской, проспектом Павших Коммунаров и подъездными путями ДМЗ, парку не подчинена.
Но вернемся в 1931 год. Центральный парк города решено было закладывать на открытом участке степи, который вздымался непосредственно за речкой Бахмутка, у так называемой Скоморошной балки. В то время по Бахмутке начиналось формирование каскада водохранилищ. Нынешний первый городской пруд тогда уже существовал и выступал отправной точкой этого каскада.
Вообще, градостроительные проекты 30- х годов предусматривали в качестве основного принципа реконструкции и развития Сталино его максимально возможное заселение. Первый генплан, разработанный в 1932 году, содержал программу создания зон отдыха на четырех городских прудах и водохранилища на Кальмиусе. Последнее должно было состоять из пяти частей. Две их них, место расположения которых определялся отрезок реки за Гладковкой, так и не возникли — а ведь, согласно плану, именно вокруг них намеревались развернуть грандиозный лесной массив.
Вся эта система называлась «два мощных водно — зеленых диаметра». Ее реализация позволяла органично расчленить город на три сектора. И, хоть в жизнь план был проведен не вполне, структура центра города сама идея все-таки определила. Добавим, что в идеала план предусматривал наличие на перспективу 58,07 квадратных метров зеленых насаждений на каждого жителя города.
Но вернемся еще раз к моменту закладки и парка Щербакова. Покрыть зелеными насаждениями отведенную территорию в 120 гектаров представлялось делом слишком длительным. Для ускорения прибегли к методу народного энтузиазма. Высадку деревьев и кустарников производило население, не последнюю роль среди которого играли школьники. Вскоре на склонах первого пруда закурчавились молодые кроны — и ландшафт ожил. Ранее, надо признать, картина этого берега, какой она виделась из центра города, не впечатляла: неокультуренные склоны балки, поросшие диким кустарником и редкими деревьями, а в дальней дымке угадывались силуэты промпредприятий Смолянки. Кстати, отмечалось, что на склонах отведенных под парк, до революции собирались на свои маевки юзовские рабочие.
При посадке стремились соблюдать разнообразие. И добились цели. Уже после войны в парке содержалось около сотни названий древесных и кустарниковых пород, что делало его наиболее ценным в Донбассе.
О довоенной истории парка Щербакова сохранилось мало свидетельств. Тогда он еще не стал для горожан привычным, воспринимался как местная экзотика. Хотя, конечно, катание на лодке по первому пруду в качестве отдыха практиковалось и до войны.
Зато в послевоенные десятилетия здесь стало оживленно. Восстанавливать парк, пострадавший от боевых действий, начали чуть ли не сразу после изгнания немцев из Сталино. Был сооружен первый мост через пруд — на понтонах, силами воинов — освободителей. Впоследствии его заменили более основательным — на стационарных опорах, но деревянным. Дроки угрожающие скрипели, кое-где болтались, и для слабонервных проход по мосту сопрягался с определенными острыми ощущениями.
К середине 50-х парковый, будем говорить, ансамбль в общем и целом сформировался. Доминирующим его элементов стала белая фигура Отца Народов, водруженная как раз напротив моста. Иосиф Виссарионович стоял в обрамлении шаровидной акации, и пройти мим него, не заметив, было невозможно. Чего и добивались. За спиной вождя виднелся фонтан, вершину которого тогда еще составляло скульптурное изображение группы атлетов, держащих в вытянутых руках вазу. Далее -все в нынешнем виде: затейливая лестница с балюстрадой и фигурами обоеполых физкультурников по бокам. И, наконец, стадион «Шахтер» — правда, еще без второго яруса.
Главной задачей парка являлось максимально полнее вовлечь каждого посетителя в культурный отдых. Разумеется, никто у посетителя не спрашивал, как именно он желает отдохнуть. Формы времяпрепровождения навязывались. Но люди в большинстве своем были в этим согласны. Массовик — затейник, моловший языком не хуже какого-нибудь Бубы Касторского, организовывал танцы в районе фонтана, на импровизированной помосте. Этот человек был так назойливо активен, что устоять под его напором могли только люди с железной выдержкой. Танцевали самозабвенно, иногда даже заходились. Один темпераментный чечеточник из толпы, нещадно избивая ногами помост, дотанцевался до конфуза, у него лопнула подтяжка, держащая носок (необходимо уточнить, что тогда такими подтяжками пользовались практически все, ибо носи с эластичной резинкой оставались неслыханным достижением прогресса).
С незапамятных времен для особо отважных за этой территорией, которая сейчас отдана лодочной станции, функционировала парашютная вышка. Неизвестно, что требовало большей смелости — сам прыжок или подъем на вышку по шаткой лестнице. Собственно, парашют на отважного надевали камуфляжа ради: прыжок обеспечивал не он, а система тросов. В 70-е вышка перестала испытывать дончан на смелость. В народе слышалось: ее прикрыли, потому что сорвался очередной лихач. Впрочем, слухи на эту тему возникали с редкой регулярностью на протяжении всего существования вышки.
В парке Щербакова можно было отдать душу демону азарта. Здесь играли на деньги в бильярд, а также в домино. Понятно, официально это запрещалось. Бильярдный зал одно время находился над байдарочной станцией. Игра на деньги чревата всякими конфликтами. Завсегдатаи бильярдных, а также доминошных собраний, имевшие звучные клички типа Верблюд, рассказывали, что в случае злостного отказа выплатить проигрыш клиенту порой даже «давали ножа». Кстати, прокат бильярдного инвентаря стоил 50 копеек в час.
Приблатненный народ (либо народ, старавшийся казаться приблатненным) был предоставлен в изобилии. Прежде всего — на танцах. Танцплощадка находилась на нынешнем месте, но была огорожена штакетником. Здесь «отвязанные» выбрасывали всевозможные фортели. Территория парка в силу большого количества закутков считалась идеальным местом для разборок, поводом к которым порой служил дележ сфер влияния: юные бойцы с Александровки отстаивали свои права на контроль над здешней местностью. Отметим: схватки не отличались кровожадностью последующих десятилетий. Если сегодня целью драки почти всегда является физическое повреждение противника, то в те времена нанести увечье, да еще, не дай Бог, не по правилам — считалось несмываемым позором. Хотя, конечно, случалось всякое.
Лодочная станция располагалась у моста — с той стороны, где теперь к берегу выходит кафе. Катались по водной глади, грести старались обязательно шикарно — с «оттяжкой», заложив дымящуюся беломорину в угол рта. Не болотом, а истинной свежестью веяло от воды. Особую прелесть пейзажу добавляло присутствие на пруду лебедей — как белых, так и черных.
Но конечно особо мил парк Щербакова был детям. Каждое посещение для них становилось путешествием в иной мир, в страну сплошного праздника, в эскимо и леденцов на палочек. Ради этого неделями, а то и месяцами копились деньги. Жалкие копейки, выпрошенные у родителей «на газировку», складывались в коробочку, которую прятали в какой-нибудь укромный уголок. Все для того, чтобы в выходной день гульнуть на всю катушку, что означало — попить ситро, угоститься мороженным — пирожным. И, конечно, посетить аттракцион.
Набор аттракционов был похуже нынешнего: комната смеха, лодочки — качели, цепочные карусели для взрослых и детей. Располагались они на том же «пятачке», что и ныне, но более компактно. Самым «козырным» аттракционом считался «иммельман» — два псевдосамолета, бешено раскручиваемые в вертикальной плоскости, да еще и вращавшиеся вокруг своей оси. Рискнуть «покрутиться» решался не всякий — зато недостатка в зрителях «иммельман» не испытывал.
Бесхитростным детским душам парк Щербакова заменял мультфильмы, «Сникерс» и игровую приставку «Денди». Комнаты смеха хватало, чтобы челюсти свело от веселья. Появление колеса обозрения на рубеже 50-х годов казалось событием глобальным. Циклопическое сооружение вызывало благоговейный трепет, рождало ощущение каких-то невиданных возможностей. Упомянем также о детском пляже, которых тогда был весьма посещаем. Район купания — мелководье, был огорожен понтонами с дощатым настилом. Так заманчиво было для рисковых парней нырнуть с этих понтонов «на глубину»!
Лето 1993 года. Зарос мхом когда-то популярный кинотеатр «Зеленый». Ветшает эстрада, тоскующая без прежних ежедневных концертов художественной самодеятельности. Угас былой ажиотаж вокруг стадиона «Шахтер». На пляже — одинокие энтузиасты, в основном купающие своих ризеншнауцеров. И лишь карусели продолжают свое вечное коловращение. Но по цене 200 купонов за тур желающих проехаться становится все меньше. Кризис жанра! Парк Щербакова медленно погружается в оцепенение.
Автор: Евгений Ясенов.
Публикуется с разрешения автора.
Отдельное спасибо Денису Лапину.
