Любое здание, каждый уголок Донецка оживает благодаря воспоминаниям. Приятно, что находятся люди, которые готовы потратить немного своего времени и записать то, что хранит их память. А старые фотографии совершают чудо – переносят нас в то время, о котором мы хотим узнать больше. Сегодня мы предлагаем вашему вниманию воспоминания Гелены Вилби о доме с маскаронами.

Я очень люблю этот дом, с ним связаны мои самые тёплые и дорогие  воспоминания о детстве.  Для меня это был Мой Дом (простите, звучит высокопарно, но по-другому не знаю, как выразиться).

Дом с маскаронамиДом с маскаронами в Донецке

В этом доме жили мои дедушка и бабушка, ну и мы с ними, пока мне не исполнилось лет 6 и родители не получили отдельную квартиру в новостройке на Заперевальной.

Дедушка был военным. После войны их бросали по Союзу, они жили и на Сахалине и в Прибалтике. В 1956 году дедушка вышел в отставку, и семья вернулась домой в Донбасс. Первый год они прожили на съемной квартире где-то в старом частном секторе возле Кальмиуса, Семеновка, кажется. А в 1957 году получили квартиру в доме с маскаронами.

Не смотря на то, что фасад здания выходит на Садовый проспект, официальный адрес был улица Красноармейская 76. Квартиры были не только в основной части здания, но и во дворе. Скорее всего, в прошлом постройки во дворе были примыкающими к основному зданию хозяйственными флигелями и жильем для прислуги (мое предположение).

Интересно, если ли вообще какие-то достоверные сведения о том, когда точно был построен дом и кому именно он принадлежал? Я спрашивала у родителей, и у нас случился разбег в воспоминаниях и предположениях. Мама уверяет, что в 1963 году летом, выходя из подъезда,  она встретила у входа в арку старушку, которая спросила, живёт ли моя мама в этом доме и потом сказала, что и она когда-то тут жила во дворе и что дому этому 80 лет. Имела ли она в виду сам особняк или ту часть построек, в которой она сама жила? Кто его знает теперь. Но если верить этому эпизоду, то это отбрасывает нас в 1883 год. Но старушка могла ошибиться с годами, и моя мама могла также что-то не так вспомнить. У меня же и у моего папы одновременно в голове всплыла дата «1908». Правда, воспоминание это, должна честно признать, весьма смутное. Но вот как будто колышется где-то в памяти не ясная картинка, а скорее расплывчатое, как через мокрое стекло, воспоминание о том, что высоко под карнизом между лицами были видны цифры 1908. Двум человекам не могло же одновременно привидится одно и то же? Возможно, приблизительно верны обе цифры. Постройки во дворе  или угловая часть дома по Красноармейской могли быть более ранними. Семья владельца могла сначала жить там, например, в гостевом домике, пока позднее не была построена более изысканная часть с маскаронами. Это объяснило бы и адрес – улица Красноармейская, а не Садовый проспект. Но это так, мои предположения. Хотя вот нумерация квартир как раз наоборот начиналась с части под маскаронами. В общем больше загадок, чем ответов.

Дом, несомненно, был красавцем. Сейчас почти всё разрушилось, осыпалось, скрылось под слоями цемента.  В округлой угловой части на пересечении Красноармейской и Садового была небольшая башенка. Над входной дверью был массивный квадратный балкон. Окно под маскаронами – это бывшая балконная дверь.  А маленькие квадратики вдоль карниза под крышей – это вроде бы на самом деле маленькие декоративные окошки, в которых когда-то были цветные стекла.  Это со слов моей бабушки. Но были ли стёкла ещё кое-где видны, когда бабушка и дедушка получили квартиру или бабушка точно также услышала эту историю от кого-то, сейчас  установить, к сожалению, невозможно. Разве что приставить лестницу и попробовать отскрести многолетние слои побелки штукатурки или пробраться каким-то образом на чердак.  В 90-х в доме располагалась какая-то фирма и вероятно тогда же фасад покрыли «шубой»,  так что какие бы то ни было декоративные элементы, скорее всего, безвозвратно потеряны.

Пока дом был жилой, его хоть и не каждый год, но относительно регулярно белили накануне майских праздников. Как, впрочем, и другие дома, выходящие на Садовый, например двухэтажку напротив, техникум на Кобозева и т.д. Техникум обычно красили в песочный или персиковый оттенок. Дом с маскаронами был традиционно белым, хотя однажды его побелили в какой-то жуткий тускло-серо-зеленоватый цвет. Процедура покраски происходила очень быстро. Побелочная бригада подъезжала на машине с люлькой-подъемником, из мощных пульверизаторов покрывался весь фасад.  

Дверь парадного была из тяжёлого дерева, массивная, украшенная крупными накладными деталями – круглые выпуклости по углам, соединенные плавно изогнутыми… эээ… – линиями? валиками? – штуками, в общем. Дверь была настолько тяжёлая, что всегда открывалась с трудом, производя при этом особый вздыхающий звук. В подъезде даже в самую знойную летнюю погоду было прохладно и сумрачно, т. к. единственный дневной свет лился со второго этажа через стеклянную балконную дверь. Лестница также была очень старой, массивной, ступени были такими стёртыми, что где-то в конце 60-х их оббили металлическими уголками. Вдоль лестницы между ступеньками в два ряда были вбиты металлические кольца. Значит когда-то на лестнице лежала ковровая дорожка, которую удерживали на месте пропущенные через эти кольца металлические прутья. А вот первоначальные перила, к сожалению, не сохранились. И лестничная решетка и перила были самыми обыкновенными, грубыми, явно не соответствующими былому статусу дома.

Вход во двор был через арку. В 60–70х еще видны были над уровнем тротуара подвальные окошки, и сам подвал был открыт (вход был со двора) для жителей дома, где каждой квартире была выделена небольшая каморка-кладовка. Света в подвале не было, темнота стояла, хоть глаз выколи, и приходилось спускаться туда по крутым ступенькам при свете свечки. Через окошки в подвал постоянно шмыгали местные кошки, а из подвала, как и из подъезда всегда тянуло холодом. В арку выставляли мусорные вёдра. И где-то в конце 60-х начале 70-х во дворе установили в несколько рядов типовые почтовые ящики для всех квартир. А до того ящики висели на каждой двери, и было почти как в стихотворении Маршака «кто стучится в дверь ко мне с толстой сумкой на ремне». Почтальоны, обычно женщины,  правда, без «медных бляшек и синих форменных фуражек», но с тяжеленными сумками через плечо разносили почту от квартиры к квартире.

Рисунок двери по памятиРисунок двери по памяти

Многие квартиры были коммуналками. Моим дедушке и бабушке повезло, они получили отдельную 2-х комнатную квартиру.  В №1 на первом этаже одну комнату, кажется, занимала одинокая учительница, а остальную часть квартиры семья с девочкой старше меня. А может это была одна и та же семья, мама – учительница. Ни о ком из них у меня воспоминаний не сохранилось, помню только, что мне не разрешали топать по полу ногами «чтобы не мешать работать или отдыхать учительнице под нами». 

Внутреннее убранство квартиры в доме с маскаронамиВнутреннее убранство квартиры в доме с маскаронами

На втором этаже располагались две квартиры – наша №2 и коммунальная №3. В коммуналке жили две семьи: многочисленные выходцы с Кавказа Ахмедовы, то ли чеченцы, то ли аварцы и еврейская семья по фамилии Масс. В квартире царил какой-то невообразимый состоящий из десятков неописуемых компонентов запах, который как шайтан, вырывался на лестничную площадку каждый раз, когда открывалась дверь. За дверью был длинный тёмный коридор, ведущий в довольно неуютную общую кухню. Кухня выходила окном во двор, и, кажется, там стояло две плиты. Где-то поблизости с кухней находилась и общая уборная с гигантской старой чугунной гремящей ванной. Вполне вероятно, что это была вообще единственная ванная на весь дом. Но выглядела она так, что я не уверена, находились ли смельчаки, рискнувшие использовать её по назначению. Часть Ахмедовых была налево от коридора, две или даже три просторных не густо обставленных комнаты окнами во двор и на торец  дома. Простая рабочая семья. Ахмеда (кажется, это действительно было его имя, а не производное от фамилии прозвище) я помню приветливым спокойным мужчиной лет 50–60 с усами, в кепке и пиджачке. Жена его была очень полная, часто болела и, кажется, умерла довольно молодой, я смутно помню похороны. Детей у них было то ли трое, то ли четверо. Кто-то из них был уже взрослый, замужем или женат, с маленькими детьми, поэтому их квартира всегда казалась шумной и многолюдной. В двух комнатах направо от коридора жили Масс. Комнаты были вытянутые, одна смотрела на Садовый проспект (окно налево от маскаронов), а вторая во двор. Квартира Масс – прямая противоположность половине Ахмедовых – с аккуратными портьерами, тихая, чистенькая, как и её хозяева. Но, не смотря на такое разнообразие публики, жили все соседи мирно. По гостям друг к другу не ходили, но отношения поддерживали добрые.

Внутреннее убранство квартиры в доме с маскаронамиВнутреннее убранство квартиры в доме с маскаронами

Мы жили в квартире  №2. Возможно, это была одна из лучших квартир, а может и самая лучшая. Если смотреть на фасад, то это четыре окна влево от маскаронов. Первое окно – кухня, два следующих – зал, и последнее – спальня, на нём постоянно гнездились ласточки. Пока не построили многоэтажку, в который когда-то был гастроном «Ленинград», городской пейзаж из наших окон открывался до самого горизонта. Видны были телевышки с мерцающими на них по ночам красными огнями, дым завода и дальше, насколько хватало глаз и насколько позволяла донецкая дымка. Видно было, когда закладывалось и как строилось здание цирка. Окна огромные на юг, поэтому всегда было ощущение пространства и света. Летом солнце лилось нескончаемым потоком. Два крайних окна приходилось закрывать жалюзи. Но иногда летом комнаты всё равно нагревались так, что бабушка даже стелила на ночь постель на полу, чтобы было прохладнее спать. Кухонное окно и следующее за ним окно зала прикрывали ветки акации. Удивительно, что это дерево до сих пор живет!  Ему должно быть не меньше лет, чем самому дому. Сейчас от акации, правда, немного осталось, а тогда ветки заглядывали прямо в окна, и можно было срывать цветущие кисти.

Форма окон почти не изменилась — та же не открывающаяся фрамуга сверху и само окно на две створки. Правда створки были симметричные и вместо поперечных перекладин  были небольшие форточки. Окна были двойные, внешняя рама открывалась на улицу, внутренняя в комнату.

Снимок сделан из окна кухни. Это осень 1964 года, бабушка держит Гелену на руках, а вторая девочка на фото – это Алла Ахмедова из квартиры №3Снимок сделан из окна кухни. Это осень 1964 года, бабушка держит Гелену на руках, а вторая девочка на фото – это Алла Ахмедова из квартиры №3

Полы в квартире были паркетные. Был ли это первоначальный пол или какая-то более поздняя замена, сказать не могу. Но и тогда паркет уже выглядел старым. Впрочем, ничего фигурного. В кухне и коридоре паркетины были уложены рядами и покрашены масляной краской. А в комнатах была натёртая восковой мастикой «ёлочка» из светлого, медового цвета дерева.

Все двери — и входные в квартиру и двери в комнатах — были высокие, двустворчатые, тяжелые, вырезанные «в рамочку», с  блестящими никелированными ручками. Когда-то все они, даже внутренние, закрывались на ключ — во всех сохранились замочные скважины, хотя замки конечно давно не работали.

Сам дом и та квартира в нем до сих пор представляются мне чем-то схожим со сказочным замком, и я прекрасно понимаю, что мои воспоминания идеализированы. Для взрослых проза жизни наверняка была немного другой. Например, высота потолков была просто потрясающая — четыре метра! Это было шикарно, о да! Но представляете, как было проводить при такой высоте ремонт, белить потолки? На моей памяти это случилось, по крайней мере, один раз. Откуда-то была доставлена длиннющая лестница, на которой балансировал мой папа с пылесосом в руках и банкой белил на конце трубы, пытаясь достать из распылителя до почти недосягаемых кусочков в центре потолка. Даже лампочку в люстре поменять было задачей. Или, например, помыть окна со стороны улицы после внешней побелки. Даже необходимость повесить гардины превращалась почти что в цирковой номер. Карнизы были примерно в трех метрах от пола. Бабушка становилась на стул, длинной шваброй поддевала один конец карниза, снимала его с гвоздя, крепила гардину на «крокодильчики» и снова с помощью швабры водружала карниз на место. Вдоль плинтуса, помню, были вбиты маленькие гвоздики, на которые равномерно цепляли нижний край гардины. Так она выглядела ровно и аккуратно натянутой сверху донизу.
Газ в доме был, но газовых колонок не было ни у кого. Вода только холодная. Ни ванны, ни ванной комнаты также не было, только маленький туалет, холодный и гулкий, как колодец. Свет лампочки с трудом едва доставал до потолка, и где-то там в полумраке висело металлической корыто, в котором мылась бабушка, закрывшись на кухне. Дедушка же совершал еженедельные походы в городскую баню №1 в конце Красноармейской.

Садовый проспект тогда был выложен булыжником. Прямо под окнами проходило кольцо трамваев 3, 4 и 5 маршрутов. Каждый раз, когда мимо проезжал трамвай, вся посуда в серванте дружно звенела. Обычным делом были запряженные в повозку или телегу лошади, и цокот копыт по мостовой был слышен издалека.

Мы с родителями получили отдельную квартиру в 1970. Но каждые выходные и летом по целым неделям я всё равно была у бабушки с дедушкой. Они прожили на Садовом примерно до конца 70-х, потом переехали в новый дом на «Маяке». Наверное, примерно в это же время куда-то переселили и остальных жильцов.

Не понятно, почему именно эта часть дома опустела, ведь всё угловое крыло всё ещё обитаемо. В некоторых не менее старых, хоть и не таких внешне интересных домах по Красноармейской до сих пор живут люди. Например, соседний дом №78 совершенно не изменился, те же самые балконы, увитые  диким виноградом, и даже старая табличка с номером сохранилась! Аналогично с несколькими домами дальше вниз по улице в сторону бульвара Пушкина. Двухэтажному домику прямо напротив по Садовому проспекту вообще повезло, кто-то его выкупил и заботливо отреставрировал, даже балкончик воспроизвели почти в таком же виде, как я его помню. И примыкающая к этой двухэтажке часть старого частного дома сохранилась и превратилась в магазин.

И вот только самой красивой части здания с лицами невезение какое-то. Предполагаю, что это чья-то частная собственность теперь, и только надеюсь, этот кто-то решит в один прекрасный день произвести реставрацию и восстановить первоначальный вид дома. Вот как старый особняк «с шишками» по Кобозева или дом по Постышева, стена которого была воссоздана. А ещё лучше  признали бы дом с лицами памятником истории и архитектуры (совершенно не понятно, почему этого не сделали до сих пор?). А то ведь не ровен час, однажды вместо дома с лицами мы обнаружим стройплощадку под очередной безликий и никому не нужный коммерческий центр.

Торопитесь делиться воспоминаниями. Направляйте письма на адрес: editor@infodon.org.ua.

  • Гелена Вилби
  • Фотографии предоставлены Геленой


8 Комментарии

Войдите, чтобы оставить комментарий